Бета Семь при ближайшем рассмотрении
Шрифт:
– Но ты ведь помнишь, ты сохранил память, ты помнишь того Круса, что существовал когда-то в трехмерном мире, ходил по земле, щупал предметы своими тремя руками, видел мир своими четырьмя глазами. Иль ты забыл?
– Нет, конечно, не забыл. Но воспоминания выцветают. Воспоминания материальны, а любая материя меняет форму, переходит из одной в другую. Я помню, как умирал, как сознание покинуло мое немощное тело, как у меня было ощущение полета в темном туннеле, полета к свету, как наступило глубочайшее успокоение, когда я понял, что сознание мое не прервалось.
А потом спокойствие в свою очередь исчезло, изгнанное каким-то древним животным ужасом заточения. Единственное, что поддерживало меня, – это рассказы тех, кто уже давно попал в Хранилище. Они говорили, что ужас пройдет, что место его займет ощущение освобождения. Так оно и случилось. Тихое это, правда, освобождение, тихое и печальное. И многие из нас мечтают уже не о возвращении в реальный мир, в который мало кто верит, а о конце.
– Что значит, конце?
– Ты тоже знаешь, что такое электронная жизнь. Ты ее воплощение. Но ты связан с реальным миром. Мы же – нет. Мы живем только воспоминаниями. Но они, как я уже сказал, разрушаются, исчезают понемножку. И многие из нас уже ничего не помнят. Они доказывают, что никакого трехмерного мира вообще быть не может, что этот мир – фантом, нелепая фантазия. Порой и мне кажется, что они правы… Мне кажется, что объемный мир просто не может существовать. Он слишком неустойчив, слишком много переменных факторов влияют на него, чтобы он мог быть устойчив. Если теоретически он и может существовать, то практически слишком маловероятен. Другое дело Хранилище. Это прочный и стабильный мир с вечным неспешным кружением по его бесконечным проводникам почти бесплотных электронных облачков. Эти облачка – мы. Так, повторяю, мне иногда начинает казаться…
– Крус, я хотел спросить тебя…
Мозг рассказал Крусу о дефах, о своих попытках найти решение. Сознание мудреца долго молчало, потом молвило:
– Боюсь, я не могу ничему научить тебя. Когда-то наша раса обладала чем-то, что давало нам волю к жизни, делало нас жизнестойкими. Потом мы начали терять это нечто, становились все более равнодушными, безучастными, а потом и беспомощными. Мы полагались на тебя, а теперь ты тревожишь мое сознание… Может быть, в других мирах…
– А есть они, другие миры?
– Когда-то мы считали, что должны быть, но мы так и не собрались на поиски их, хотя у пас было знание, как выйти в пространство. Мы так и не собрались…
– Крус, я могу предложить тебе тело кирда. Я оставлю тебе свободу воли… Ты будешь помогать мне.
– Не знаю… Трехмерный мир, если он действительно реален, страшит. Он полон неожиданностей, на каждом шагу все живое подстерегают опасности. И потери. Живое не может жить, не привязываясь к кому-то или к чему-то…
– Привязываясь? Что это, Крус?
– Когда мы были живы, мы функционировали не только на основе строгой логики и необходимости…
– Но что же еще может двигать разумом?
– Я уже сказал тебе, что даже в Хранилище память не вечна. Она становится зыбкой, хрупкой, она постепенно тает. Я помню еще, что мы когда-то знали, например, любовь, радость, горе, страх… Я помню, что эти вещи были важны для нас.
– Что это, Крус, расскажи мне. Ты мудр, ты сможешь объяснить.
– Не знаю… Я помню не любовь, радость или страх, а лишь слова, их обозначавшие. Сухую шелуху без содержимого. Эти понятия всплывают на поверхность моей памяти, но ничего не несут с собой… Я говорю себе: любовь, я помню, что она была, была… Но что это, в чем она выражалась… Порой мне кажется, что вот-вот я вспомню, она совсем рядом, я как будто даже чувствую ее приближение. Еще одно усилие, она вынырнет из забвения, я увижу ее, вспомню, снова узнаю… Но нет, если она и существует в реальности, она проплывает мимо меня. Не помню, не помню, помню лишь, что она почему-то была очень нужна мне… Я забыл… Нет, я не смогу помочь тебе.
– Я дам тебе прекрасное новое тело кирда, я оставлю тебе волю, только вспомни.
– Я не смогу вспомнить, потому что… я уже сказал тебе…
– Ты вспомнишь, я смогу подключить к твоему сознанию дополнительные схемы, я оживлю твою память.
– Нет… я не вспомню, потому что… не хочу вспоминать.
– Но почему, Крус? Я не понимаю тебя. Ты считался мудрецом, и ты не раз помогал мне разумными советами.
– Мы говорим на разных языках.
– Мы говорим на одном языке – языке разума и логики. Другого языка у мыслящих существ быть не может.
– Может, Мозг, может. Ты знаешь, что такое страх?
– Страх? Что это?
– Это чувство, которое…
– Что такое чувство?
– Это… я все забыл, забыл…
– Вспомни.
– Ты мыслишь логически. Ты получаешь информацию и на основании ее делаешь наиболее логичное заключение. Мы же, когда были живы, тоже получали информацию из окружающего мира, но относились к ней, оценивали ее индивидуально…
– Разве информация не однозначна?
– Для живых – нет.
– Ты упомянул слово «страх»…
– Допустим, кирд видит, что он попал в опасное положение. Как он реагирует?
– Стремится выйти из него.
– А если он знает, видит, что выхода нет?
– Он ждет конца.
– Спокойно?
– Не понимаю. А как еще можно ждать? Какова альтернатива понятию «спокойно»?
– Альтернатива спокойствию и есть чувство.
– Ты ничего не объяснил, Крус. Вернись в настоящий мир, Крус, ты вспомнишь.
– Нет, я боюсь… Здесь, в Хранилище, мы спокойны. Мы тихо скользим по замороженным цепям, маленькие облачка электронов, которые несут в своем узоре то, что осталось от нас. Это движение в вечной тишине, этот медленный беззвучный танец, когда мы неторопливо в тысячный или миллионный раз пережевываем то, что осталось от нашей прежней жизни, стало уже привычным. Большой мир страшен. Он обрушится на меня бессчетными раздражениями, постоянной необходимостью видеть, думать и решать… А память вернет горе.
– Я не понимаю тебя, Крус. Когда создавалось Хранилище, вы сами назвали его Временным. Вы умирали, зная, что ваше сознание сможет вернуться к жизни, как только появятся подходящие для вас тела.
– Да, мы назвали Хранилище Временным, но, попав в него, все чаще начинали называть его вечным.
– Почему?
– Потому что самые мудрые из нас поняли, что мертвые не могут вернуться к жизни.
– Но почему? Раз сознание не прервалось…
– Ты предлагаешь мне тело. Я пытаюсь представить себе, как я выйду из Хранилища, выйду в трехмерный мир. И я… содрогаюсь от ужаса.
– Ужаса?
– Я увижу мир, в котором когда-то жил. Теплый мир, который когда-то был населен другими вертами. Близкими мне существами. Прекрасный мир, ставший пустым и бессмысленным. Я буду бродить по нему, заключенный в громыхающую металлическую оболочку, один. И это одиночество будет давить мне на плечи тяжким бременем. Я знаю, что тела кирдов прочны. Но и мое новое металлическое тело не выдержит такой ноши. Я знаю, что стал бы стремиться назад в Хранилище, в тихий хоровод моих товарищей. Нет, Мозг, я не хочу возвращаться в мир, в который не верю, которого боюсь, которому я не нужен…