Бетховен
Шрифт:
Летом 1806 года Жозефина вместе с Терезой отправилась в Трансильванию, чтобы погостить у младшей сестры Шарлотты, вышедшей в 1805 году замуж за графа Имре Телеки. Поэтому Франц мог бы пригласить Бетховена в Мартонвашар, не опасаясь возникновения неловких ситуаций. Но это тоже — догадки и домыслы. Остаётся признать: между 5 июля и 3 сентября 1806 года (в эти дни композитор писал издателям) в биографии Бетховена зияет лакуна. Мы не знаем, где он был и что делал, однако знаем, что душевное его состояние всё это время было угнетённым. В начале октября 1806 года Стефан фон Брейнинг сообщал общему другу Вегелеру в Кобленц: «Дела его сейчас совсем нехороши; его опера из-за интриг недоброжелателей игралась редко и ничего ему не принесла. Он постоянно пребывает в подавленном настроении, и, судя по
Лихновский, видимо, понимал причины овладевшей Бетховеном меланхолии. Возможно, само приглашение в Градец рассматривалось как своего рода «лекарство». Красивая дикая природа, уютный городок Троппау (ныне — Опава в Чехии), старинные замки в окрестностях, новые впечатления… Князь познакомил Бетховена со своим другом, графом Францем Опперсдорфом, который жил относительно недалеко от Троппау, на расстоянии дневного пути: замок Опперсдорфа находился близ городка Обер-Глогау (Глогувек). Опперсдорф страстно любил музыку и требовал от своих слуг, чтобы каждый из них владел каким-либо музыкальным инструментом. Таким остроумным способом он получал, помимо необходимого обслуживающего персонала, ещё и собственную капеллу, не тратя на неё больших дополнительных средств. Впрочем, судя по письмам Бетховена, Опперсдорф и его супруга, графиня Элеонора, были очень любезными и милыми людьми, мало чем напоминавшими надменных феодалов. Граф и графиня были ровесниками, и в 1806 году им обоим было по 28 лет (Лихновскому исполнилось пятьдесят). Похоже, что Бетховену, которому шёл тридцать шестой год, было в то время психологически легче общаться с четой Опперсдорф — Лихновский знал о нём слишком много сокровенного и порой брал на себя обязанности не просто старшего друга, но даже опекуна. Опперсдорф держался с композитором совсем по-приятельски. В одном из писем 1808 года Бетховен обратился к графу Опперсдорфу совершенно экстравагантным образом — «мой возлюбленный», — чего никогда не делал в письмах другим меценатам. Вскоре после знакомства Опперсдорф заказал Бетховену симфонию, назначив приличный гонорар 500 флоринов.
Небольшая, изящная и воздушно оркестрованная Четвёртая симфония была закончена осенью 1806 года и посвящена Опперсдорфу. Граф был в полном восторге и тотчас заказал Бетховену ещё одну симфонию — Пятую, однако композитор впоследствии извинялся перед ним за то, что посвящение пришлось переадресовать «другим людям» (Разумовскому и Лобковицу). Четвёртая же симфония осталась воплощением чистой музыкальной красоты; жизнерадостность сочетается в ней с поэтическими грёзами, пасторальные образы — с интеллектуальными играми в контрапунктические головоломки.
Иллюзия ненадолго обретённого покоя была разрушена одним ударом.
Что именно произошло бурным октябрьским вечером в Градеце?
Сколько-нибудь внятные описания инцидента содержатся только в мемуарах современников Бетховена. Самый важный из этих источников — воспоминания домашнего врача княжеской семьи, Антона Вайзера. Доктор Вайзер жил тогда поблизости и приютил у себя Бетховена на ночь. Вайзер присутствовал при начале конфликта, но развязку своими глазами не видел. Рассказ был записан с его уст сыном, а опубликован уже внуком — то есть спустя много лет после этих событий. Поскольку Вайзер не сам писал свои воспоминания, то рассказ ведётся от третьего лица.
«Дабы угодить французским офицерам, князь обещал им, что после обеда они услышат игру Бетховена. Когда все сели за стол, один из них спросил Бетховена, играет ли он также на скрипке. Вайзер увидел, как помрачнел маэстро, не удостоивший спрашивавшего никакого ответа. Поскольку Вайзеру нужно было по служебным делам вернуться в город, всё прочее он узнал от самого Бетховена. Когда ему пришло время выступать, его нигде не могли найти, но всё-таки отыскали. Он заявил князю, что решительно отказывается играть. Разыгралась отвратительная, почти низменная сцена. Бетховен немедленно велел сложить свои вещи и, невзирая на страшный ливень, пешком поспешил в Троппау, где его приютил Вайзер. Рукопись Сонаты фа минор ор. 57, „Аппассионаты“, которую он нёс под мышкой, также пострадала от дождя.
На следующий день Бетховену нужно было получить дорожный паспорт для возвращения в Вену, что без согласия князя сделать было трудно, но всё-таки это кое-как удалось».
Инцидент в Градеце отразился также в посмертных воспоминаниях о Бетховене графа Морица Лихновского — брата князя Карла — и в дневнике за 1816 год венской приятельницы Бетховена, Фанни Джаннатазио дель Рио. Все три упомянутых источника различаются некоторыми мелочами, но воспроизводят одну и ту же канву событий. Это даёт основания считать, что вымысла в них нет, однако они отражают прежде всего позицию Бетховена, который рассказывал примерно одно и то же разным людям.
Имеется и независимый источник — воспоминания старого кастеляна княжеского замка. Они были записаны в середине XIX века врачом Максом Рингом, посетившим Градец. Хотя вряд ли этот источник может считаться вполне надёжным, он по-своему дополняет картину глазами очевидца.
«Старый кастелян, которому нас представил один из высокопоставленных служащих, рассказал нам множество характерных подробностей о знаменитом композиторе. По его личному убеждению, господин ван Бетховен был не совсем в здравом уме, поскольку он зачастую часами носился по огромному парку, окружавшему замок, с непокрытой головой, без шляпы, не обращая внимания на молнии, гром и бурю. Потом он иногда целыми днями сидел, запершись в своей комнате, ни с кем не общаясь и никому ни слова не говоря.
Но самым вздорным образом повёл себя господин ван Бетховен, когда французы после битвы при Аустерлице овладели Градецем. Князь пообещал французскому генералу, человеку тонко воспитанному и очень любившему музыку, что он познакомится со знаменитым композитором и услышит его игру на рояле. Предполагалось, что вечером состоится большое музыкальное собрание, где маэстро исполнит свои новые произведения. Тот, однако, отказался, хотя князь его неоднократно и настойчиво об этом просил. Всё-таки князь рассчитывал уговорить своенравного музыканта и потому пригласил французского генерала и других видных гостей на музыкальный вечер. В условленный час все собрались и ожидали обещанного удовольствия, но Бетховен к ним не вышел. Князь посылал к нему одного слугу за другим, однако музыкант не желал выходить из комнаты. Наконец, гофмейстер сообщил князю, что маэстро тайно покинул замок, а в его комнате обнаружено письмо князю, в котором он заявлял, что не может играть перед врагами своего отечества. Дабы избежать дальнейших просьб и настояний, Бетховен холодной зимней ночью ушёл из Градеца пешком, что, по мнению кастеляна, ясно указывало на его невменяемость».
В рассказе кастеляна, несмотря на неточности (битва при Аустерлице была в 1805 году, а не в 1806-м), есть интересные детали, отсутствующие в других мемуарах. Отказ Бетховена выглядит здесь не совсем спонтанным: композитор заранее ясно дал понять князю, что не хочет выступать, объяснив причину, — стало быть, его решение не было капризом. Сам момент ссоры в воспоминаниях кастеляна сглажен и представлен всего лишь как тайное бегство Бетховена из замка; наличие резкого письма князю, однако, подтверждается, хотя его текст не таков, каким он приведён в мемуарах Вайзера. Следует запомнить и фразу о «врагах отечества»; мы к этой теме ещё вернёмся.
Наконец, имеется письмо пианиста Вильгельма Руста его сестре Генриетте, отправленное из Вены 9 июля 1808 года. Оно также содержит упоминание об инциденте с Лихновским. В указанный период Руст общался с Бетховеном и даже получил от него несколько уроков. Руст писал: «Он терпеть не мог французов. Однажды, когда князь Лихновский принимал их у себя, Бетховена пытались заставить играть перед ними. Он отказался и заявил: „Перед французами я не играю“. Из-за этого он разошёлся с Лихновским».
При всём сходстве процитированных фрагментов с жанром «исторического анекдота», в них высвечивается некий смысловой фон, причём довольно сложный по своей сути. Одни противоречия наложились на другие, достаточно было малости, чтобы всё сдетонировало, и в итоге произошёл взрыв. Как и почему — попытаемся разобраться, по возможности учитывая разные обстоятельства.