Без чувств, без эмоций, выжить
Шрифт:
— Там. — ткнул он пальцем.
— А банкомат?
Пока банкомат трещал, отсчитывая купюры, мой сопровождающий переминался с ноги на ногу у входа, я осознаю, что это будет весьма странная история, когда даже умытый и причёсанный мужик, в провонявшей одежде в сальных пятнах зайдёт в автосалон и откроет конверт… Очень красивая история будет для менеджеров, но потом этим будут долго смаковать. Пришлось ещё быстро решать и этот вопрос. Прикинув размер, пока он ждал на улице, накидал одежды на прилавок улыбающегося кассира, она что-то спрашивала на своём языке.
— English? — Вдруг спрашивает она.
— No, France. — Я легко имитировал специфичную «р» и носовую «н» не доводя язык до нёба, ну и к тому же обладая типичной европейской внешностью, хорошо подходил в этот образ. Изменив, обычной легенде «я из Польши», сегодня оказался французом. Здесь может быть вполне достаточно поляков.
Но она может знать французский, как тогда в аптеке в Венеции, фармацевт перечислил итальянский, французский, испанский.
Пожалуйста, нет.
И она пожимает плечами, я выкладываю наличные.
Улыбается, складывает одежду в бумажный пакет.
На выходе меня чуть не бросило в жар. Моего бомжа нет. Как же? Ну, как же так. Ах, нет, вот он, сбоку здания.
— Пошли? Где отель? И, кстати, минус сто евро, за новое облачение.
На вывеске три звёзды. Заходим, колокольчик звякнул, появляется мальчик на ресепшен.
— Гуд дей.
— Гуд дей. Нам бы номер.
— Паспорт.
— Паспорт давай, — чуть было не толкнул мужика вбок.
Мужик протягивает паспорт, надо же не удивил, его имя Ганс.
Мальчик стучит по кнопкам, морщит нос.
— Ваш паспорт?
— Мой паспорт зачем?
— Таковы правила?
— Я здесь жить не планирую. Я лицо сопровождающее. Заведу его и уйду. — Мальчик смотрит на меня и молчит, моргает и смотрит на меня.
Положил сто евро, завершив фразой.
— Сдачи не надо.
Портье протягивает магнитный ключ, а лацкан выдаёт правду «белбой». Три звёзды, белбой? Вот, уж точно удивительная страна. Интересно, а на завтрак в этом отеле готовит повар с мишленовской звездой, и напитки в мини-бар выставляет сомелье?
— Номер сто четыре.
Номер миленький, но маленький и пошарпанный. Бежевые крашеные стены с чёрными штрихами в местах активной эксплуатации. Коричневые шторы, разнокалиберные светильники на пошарпанных прикроватных тумбочках. Наивно полагал, что подобное в провинциальных российских отелях, кои повидал не мало, но это Австрия.
— Вы говорили, секса не будет. — Заявляет Ганс.
«Что?» Вот такое состояние, когда ты балансируешь между ударить человека или смеяться в голос.
— Ганс, секса не будет, я вам гарантирую. Вы идёте в ванную, сейчас. Принимаете душ, сушите волосы, одеваетесь вот в это, и мы идём. — Вытряхиваю на кровать купленное в магазине, вплоть до носок и трусов.
Парадоксально, но с русского на английский ты транслируешь уважительно «вы», а по факту человека сам дешифрирует твои слова по своему принципу, говорил ему «ты» или «вы».
Судя, потому что Ганс не стал стесняться абсолютно, и здесь нужно добавить
Абсолютно не стесняясь, это то, что он раздевается полностью, без какого-либо стеснения или попытки уйти в ванную. А самое парадоксальное, что я не могу даже заставить отвести взгляд. Из-за любопытства смотрю даже не моргая. Он снимает одежду и это просто обычный мужик, с лохматой бородой и копной волос, грязными руками и красной мордой. Но в остальном это обычный мужик. С обычным мужским телом, бледной кожей, поросшей в интимных местах волосами. Никаких колтунов, шрамов, грязных пятен.
Пока шумит вода за стеной, чуть выдыхаю напряжение сегодняшнего дня, смотрю в окно Красивый вид на площадь, ощупываю резной деревянный комод.
— Можно я… — и дальше я не понимаю, что говорит Ганс, завёрнутый с полотенцем на бёдрах.
— Что? — Напрягаюсь в попытке понять.
Он повторяет, но снова что-то получается месиво из букв. И здесь язык жестов. Он показывает на бороду.
— Да, конечно.
Он роется в карманах, извлекает какой-то мешочек, уходит в ванную, а у меня перед глазами проплывают странные события, как некий алчный нищий человек, вооружившись мелким шестисантиметровым ножом, перерезает горло русскому иммигранту в трёхзвёздочном отеле.
Вот, это воспалённое воображение. Он просто коротко обрезал лохмотья волос на лице, чуть выбрив щёки и шею, обнажив контраст того, что было обветрено. Все эти процедуры заняли не меньше получаса. Мне показалось, что он там даже ногти подстригал.
И вот он обычный брюнет с волосами средней длины чуть с проседью, аккуратной щетиной, немного потрёпанный жизнью добродушный взгляд, веки, подёрнутые тонкой сеткой возраста и солнца, обветренный лоб, татуировка на плече. Мог же и сам привести себя в порядок? По сути, мне пофиг. Подталкиваю одежду. Но, мог же…
Светлые джинсы и рубашка в клетку придала ему образ чуть моложавого мужчины, а серый вязаный кардиган придал шарм программиста средней руки.
Тестируем образ на белбое.
Ганс проходит, молча кивает, выходит.
— Auf Wiedersehen. — Звучит ему вслед. — Это из какого номера? — Слышна украинская мова.
— Не знаю. При мне заселилась только парочка в сто четвёртый. Я тебе говорил. Вот эти. — Шепчет ему, завидев меня.
Подхожу к стойке, заказываю кофе навынос.
— Чёртовы извращенцы. Уже ничем не брезгуют, — бубнит новый персонаж с бейджиком «Портье». — Даже с бомжами спят, лишь бы секс.
— Ваш кофе. — Говорит на английском.
Беру бумажный стакан кофе, выкладываю монету в два евро и не сдерживаюсь.
— А тебе лицо не разбить об стойку. — Говорю на нецензурном русском. Нужно было сдержаться, но не смог. — Прекрасно понимаю, что нужно думать, прежде чем рот открывать, особенно при таких обстоятельствах, да ещё и про извращенцев. Оба парня остолбенев и, приоткрыв рты, смотря на меня.
Добиваю.
— А тело бомжа закопаете на заднем дворе. Ну, или можете запихнуть в мусорный бак.