Без дна. Том 1
Шрифт:
Как ни старался водитель, ещё чуть-чуть, каких-то, может, минуты три – и скорый ушёл бы без них. Но, слава богу, успели. Итак, одиннадцатый час. Около восьми утра будут в Краснохолмске. Только тронулся поезд, уставший за день Николай Юрьевич стал готовиться ко сну. «Ложись, ложись, – разрешила Мария Павловна. – Я ещё немного почитаю». Мария Павловна – большая любительница почитать, особенно на сон грядущий, чего не скажешь о Николае Юрьевиче. Зато у него крепкая нервная система, он обычно засыпает почти мгновенно, стоит только положить голову на подушку. Сегодняшняя ночь не стала исключением.
Предки Николая Юрьевича Поварова представляли когда-то могущественный клан, им принадлежало почти сорок процентов мукомольной индустрии в Вятской губернии. После случившегося в 1917 году государственного переворота большинство Поваровых быстренько смекнуло, что к чему, и переметнулось за границу. Прямой же предок Николая Юрьевича по каким-то своим соображениям остался в новом государственном образовании, но, спокойствия ради, переехал из Вятки в Краснохолмск, где Поваровых совсем не знали, и продолжил существование в роли скромного совслужащего. Настолько скромного, что сумел пережить все разразившиеся во времена распоясавшегося ГПУ кровавые чистки. Отец же Николая Юрьевича был очень популярным в Краснохолмске стоматологом-протезистом. Чтобы стать его клиентом, желающие занимали очередь перед дверями клиники за пять-шесть часов до открытия. А ещё, пользуясь своими знакомствами в среде власть имущих, он приобрёл патент и стал на совершенно легальных основаниях заниматься весьма доходной, по советским, разумеется, понятиям, частной практикой.
Детство и юность Коли Поварова были вполне безоблачными. Судя по скромным советским меркам, он не знал недостатка ни в чём. И якшался, как правило, только с отпрысками тех, чьи родители были причастны к управлению городом и областью. Он ни в чём от них не отставал, по уму, сообразительности многих превосходил, и всё равно его никогда не оставляло ощущенье, что на него в их компании смотрели как на сына лакея, которому дозволено появляться в гостиной господ. Он не завидовал своим сверстникам, чьи родители были высокопоставленными советскими чиновниками, он их тихо, незаметно ненавидел и мечтал о времени, когда всё изменится. Когда последний станет первым. Отец хотел, чтобы сын унаследовал его профессию, но Николаю омерзительно было даже думать, что ему тоже придётся заниматься чьими-то чужими пломбами и кариесами. Он поступил вначале на заочное отделенье МИИТ, а через пару лет перебрался на дневное. Учился неплохо, но главной для него стала общественная работа – вначале на уровне факультета, под конец – института в целом. Став дипломированным инженером со специализацией «Управление техническим составом железнодорожного пути», Николай получил направление в родной Краснохолмск на должность главного инженера станции Краснохолмск-товарная, но долго на этом скучном месте его не мариновали. Молодой энергичный коммунист был приглашён на работу инструктором в районный комитет партии, через пару лет перебрался в хозяйственный отдел горкома, занимался разными проблемами, но перестройка застала его в тот момент, когда ему было поручено навести порядок в завшивевшей сфере погребальноритуальных услуг. Он, как лесной почуявший добычу клещ, вцепился в эту должность. Через пять-шесть лет, когда горком в прежнем виде перестал существовать, своевременно расставшийся с уже ненужным партбилетом Николай Юрьевич стал полновластным хозяином всех погостов и агентств ритуальных услуг в Краснохолмске и Краснохолмской области. Он добился почти всего, чего хотел: сын лакея, прислуживающего господам, сам превратился в господина, дарящего право своим бывшим хозяевам найти вечный покой ровно в том месте, где б им самим или их потомкам хотелось упокоиться больше всего. Поток денег, который и в самом волшебном сне, наверное, не снился стоматологу Поварову, хлынул в карманы президента компании ОАО «В Вечность с комфортом». Но амбиции Николая Юрьевича, конечно же, простирались куда дальше и глубже. Деньги это, разумеется, хорошо. Кто спорит? Но вкупе с властью это намного лучше. Так что, исходя из этих прагматичных соображений, уже два с половиной года как он включился в очередную предвыборную гонку на пост краснохолмского губернатора. И выиграл её! Пусть даже и с ничтожным преимуществом (ноль десятых процента), отчего в городе было много пересудов, исков, пересчётов (словом, победа висела на волоске) – и всё-таки оказался победителем. Теперь Николай Юрьевич работал, мечтая перебраться в Белый дом, в котором ему сегодня дали откровенного педеля под зад. Да, не любят его там и ничуть не скрывают этого. Однако смеётся тот, кто смеётся последним, не так ли?..
Ровно в 4 часа 31 декабря…
Впрочем, нет! Стоп. Вначале скромные авторские «пять копеек». Мы живём в алгоритме всё усиливающегося ускорения, это никакое не открытие Америк – общее место. Нам всё чаще не хватает элементарной выдержки, не говоря уже о долготерпении. Это касается всех сфер жизни, в том числе и той, где речь идёт о чтении книг. Это в прошлом, когда тебя ждёт ничем особенным не заполненный, бесконечно тянущийся вечер, и чем толще томик в руках, тем радостнее: скука тебе не грозит. Сейчас… едва открыл книгу, только-только разобрался, кто с кем, – хочется поскорее развязки. Поэтому раздражает, утомляет всё, что не имеет прямого отношения к «экшн»: пейзаж, фон, интонация, настроение, атмосфера. «Долой!» Специально для такого рода читателя рекомендация от автора: можете спокойно, не испытывая ни малейших мук совести, перепрыгнуть через нижеследующий текст. Возобновляйте чтение с раздела 4. На вашем восприятии интриги повествования это ни капельки не скажется.
Итак, ровно в 4 часа 31 декабря 2000 года от Рождества Христова ожила звонница главного в Краснохолмске Богоявленского храма, перекличкой колоколов заблаговестила о начале заутрени. И это как будто послужило сигналом: вскоре Краснохолмск стал привычно расставаться с утренними сновидениями. Последние четыре часа над городом витийствовала снежная буря. Правда, сейчас она уже улеглась, но видимые следы её деятельности остались: побелевшие крыши, тротуары, ещё более отягощённые пухлыми наростами, пригнувшиеся к земле ветви деревьев. И вообще весь город выглядел так, будто его накрыло белым саваном. Если посмотреть откуда-нибудь сверху (с той же звонницы, например), на этом саване, там, где есть по соседству электричество, особенно заметны чёрные копошащиеся точки: прежде всего, это выходящие из подворотен вооружённые деревянными лопатами и железными скребками дворники. Работы им непочатый край. Право же, не позавидуешь. Вслед за дворниками, с получасовым интервалом, задвигались точки пожирнее: членистоногие каракатицеподобные снегоуборочные машины. В основном суетятся там, где по традиции кучкуется основная масса сановных административных зданий, то есть по центру; а на всякого рода плебейские кварталы их уже катастрофически не хватает.
Прошло ещё с полчаса, и побежали-побежали – как потревоженные таракашки, кое-как преодолевая, объезжая ещё не убранные снежные заносы, сугробы, – юркие легковушки, а вслед за ними машины и посолиднее, погрузнее, те, например, что развозят по булочным только что испечённый на хлебокомбинате имени знатного смутьяна Степана Разина разнообразный, пахнущий особенно аппетитно по утрам хлебный товар. Ещё чуть-чуть – и на пребывающей в зимнем отпуске, вросшей в лёд с припорошёнными рыбачьими лунками приволжской пристани вспыхнули многоцветные, развешанные, как бусы на женской шее, новогодние гирлянды. Обычно не очень заметные, сейчас, на общем тёмном фоне, они выглядят необыкновенно, почти ослепляюще яркими. Отбрасываемый ими свет настолько эффектен, что взбодрился и пребывающий до сей поры в кромешной тьме противоположный речной берег: стали заметными ближе всех вынесенные к речному урезу пёстрые сельские избушки на курьих ножках. А потом настал черёд приступить к активной жизни и спальным кварталам города. Тем, где преимущественно селится самый энергичный, вперёдсмотрящий, добивающийся исполнения своих желаний и потребностей работящий люд – будь это служащие или пролетарии. И только вслед за ними, в самую последнюю очередь, открывает, протирает глаза так называемый «Старый город». Тот, где, помимо уже упомянутых чиновных административных зданий, толпятся ещё и старой, дореволюционной постройки трёх-, четырёхэтажные, ещё держащиеся на древнем цементном чудо-замесе, упрямо не поддающиеся распаду и тлению дома. В них, ютясь в коммуналках, в основном доживает свой век неприхотливая, робкая, застенчивая (словом, такая, как и везде) краснохолмская интеллигенция. Или уже отчаявшиеся добиться чего-то более их достойного, махнувшие на всё рукой, уже дышащие на ладан дряблые старички-пенсионеры. А вот горделиво возвышающаяся на центральной Советской площади главная городская новогодняя ёлка так всю ночь ни на секунду и не угасала. Не только горит, но ещё и многозначительно подмигивает просыпающимся краснохолмчанам своими бесчисленными огоньками. А венчает эту ёлку уже не пятиконечная, как бывало в недавнюю советскую пору, звезда, а гордо, невозмутимо взирающий одновременно на Запад и Восток двуглавый орёл.
Теперь самая пора (более удачного момента и не придумаешь) провозгласить что-то вроде оды в честь Краснохолмска. Этот город отнюдь не самый большой из тех, что населяют, испещряют карту России. Таких, пожалуй, десятки. Нет, далеко не столица и на роль столицы никогда за несколько веков своего существования не претендовал. Город – не герой. Не оттого, что жила тонка, а потому что вражеские полчища в последнюю войну до него не добрались, их наступление на этом фронте ещё за сотню километров захлебнулось, вот и лишился он повода проявить свой героический нрав. Зато помнит – пусть смутной, исторической, запечатлённой в летописи памятью – о других полчищах, о другой войне. О том, как подступили прямо к крепостным стенам краснохолмского кремля несметные полчища жадных в ту пору до добычи монголо-татар. Окружили со всех сторон. Дань, видите ли, им на блюдечке с голубой каёмочкой подавай. Что правду-то скрывать? Дело прошлое. Страшно многим горожанам стало, особенно тем, кому было что терять, и уже собрались было отворить ворота, да простой народ, которому терять почти нечего, вдруг восстал. Спохватились: «Братцы, да что ж мы делаем?!» И началась рубка. Многие тогда краснохолмчане полегли, а те, кому удалось выжить, испытали сладкий вкус победы. Отступил тогда неприятель. Видимо посовещавшись, рассудили: «С этими шайтанами упёртыми, видать, плова не сваришь». И, благоразумно обогнув неуступчивый Краснохолмск, пошли на северо-запад, к более прогибающейся или, как сказали бы сейчас, «договороспособной» матушке-Москве. Правда, это всего лишь история… А что сейчас? Опять же далеко не самый населённый российский город – полмиллиончика населения наберётся, пожалуй. То, что прежде, ещё до той революции, называлось «губернский город». Финансы не ахти. Даже близко нельзя сопоставить с той же Москвой. И музеями, скажем, как в Питере, похвалиться не может. Но не музеями же и не финансами славен любой российский провинциальный город, а в первую, главную очередь теми, кто его населяет. То есть, выходит, людьми. Та же история. Кто главным образом творил Россию? Причём и тёмную и светлую её половинку. Откуда пришло спасение в великую российскую смуту, когда уже всё висело на тонюсеньком волоске? От тех, кто из Нижнего. А где уготовано было Провидением появиться на свет главному российскому смутьяну (не чета Степану Разину, пострашнее будет), тому, кто заварил всю последующую кровавую кашу? Правильно, на берегу той же Волги, в городе Симбирске. Имя ему… да вы и так уже догадались.
А то, что дела свои – и тёмные и светлые – творили уже не у себя под боком, не по принципу «Где родился, там и сгодился», а вдали от родного очага, по северным да по южным столицам, так уж испокон веков на Руси устроено, что не спится и не лежится энергичному русскому в провинциальной якобы глухомани, неспокойно, чего-то всё просит душа: «В Москву! В Москву!» Мечтатели… Вот и притягивают к себе всех наиболее достойных, честолюбивых, как мощным магнитом. Как пылесосом. Используют. Кого-то с пользой для дела, кого-то пожуют – невкусно, – смотришь, выплюнут за ненадобностью. Обе столицы – одна другой не чище – это такие своеобразные российские жернова. Мелют себе и мелют. Правильно, так и надо, значит, хорошо работают, оправдывают своё столичное предназначение. Но зерно-то в них, спрашивается, всё-таки откуда? Правильно, из той же российской глубинки. А больше ему и взяться-то неоткуда. Не из неженок же, капризных, избалованных с самого своего рожденья, столичных? Нет, кто бы что ни говорил, какой бы «передовой», «продвинутой», «креативной» ни выглядела жизнь в любой из столиц, а те, кто олицетворяют животворящую квинтэссенцию России, в любое время и при любых правителях, появляются на свет всё-таки, скорее, в российской глубинке…
Народная примета: «Как не сладится с утра, так и маяться до сна». Справедливость этой приметы Аркадий испытал на себе 31 декабря 2000 года.
Аркадий Петрович Новосельцев. Статный добрый молодец полных 25 лет от роду. Прошу любить и жаловать. Это, если по канонам прежних школьных сочинений, «самый главный положительный образ». Сейчас наверняка таких канонов уже не существует, а самоё понятие «положительный» вызывает у читателей зевотную реакцию. Поэтому автор спешит объясниться. Во-первых, не такой уж этот добрый молодец и «положительный» (да, есть, наличествуют в нём и «отдельные недостатки», никуда от них не скроешься), а во-вторых, он ещё не совсем внутри себя устаканился, пребывает в процессе роста. «Роста» не в смысле физического (172 сантиметра – выше этого уже, увы, не вытянется, природа не позволяет), а в смысле того, что он ещё не определился, с кем ему по пути и (что, может, ещё более важно) куда он этот путь держит, какую именно цель видит там, впереди. На протяжении всей этой дороги, пока будет длиться наше повествование, этот относительно положительный герой постепенно с окружающим его миром станет осваиваться, внутренне подрастать. Подрастая, обретать всё большее к себе доверие читателя. В любом случае, автор очень надеется на это.
В такой день нормальные люди стараются под любыми предлогами откосить от работы, чтобы подготовиться к предстоящему торжеству. Но Аркадия в этом смысле к нормальным не отнесёшь: он не бюджетник, где поволынить как будто сам бог велел, а работает «из интереса»: нагрузил его хозяин заданием – особо-то и не поспоришь. Бери под козырёк и выполняй.
Собственно, заявка у него на сегодня лишь одна. Но не простая, а золотая: в посёлке Бирючи, что на семнадцатом километре шоссе Краснохолмск – Иваново, необходимо установить отопительный котёл в частном секторе. Поднялся пораньше, мать с отчимом ещё спали, перекусил тем, что с вечера было приготовлено стараниями родительницы, вызволил из объятий выпавшего за прошедшую ночь снега скромный жигулёнок, доставшийся в наследство от покойного деда (на приличную импортную машину пока не наработал), добрался до склада на Румянцевской, загрузился необходимых параметров оборудованием – и в дорогу.