Без дна. Том 1
Шрифт:
Политика Екатерины Юрьевны как учредительницы гимназии состояла в том, чтобы требования к абитуриентам предъявлять весьма высокие, но никого не отвергать. По крылатому выражению (кажется, Сухомлинского): «Нет глупых учеников, есть нерадивые педагоги». Тем родителям, чьи дети пока не отвечали этим требованиям, предлагалось разместить своих чад в гимназическом филиале. Что-то вроде интерната, где дети живут круглосуточно и получают какие-то дополнительные уроки. И так только по первым двум классам. Начиная с третьего, всем уделялось одинаковое количество времени. Кроме периодически приезжающих преподавателей (интернат располагался в получасе езды от города), была ещё и должность постоянно живущего в интернате воспитателя. Именно она и стала вакантной, когда прежняя воспитательница неожиданно объявила о том, что уходит в декретный отпуск.
«Ну и где она?» – обратилась Екатерина Юрьевна к своему исполнительному директору уже после того, как одарила заслуженным нагоняем отделочников. «Пойдёмте. Она вас ждёт», – Инна Иосифовна заметно волновалась. Так переживает за эту девушку? Екатерине Юрьевне заранее была жаль, что придётся её огорчить, хотя, с другой стороны: «А что я могу? Известно, плетью обуха не перешибёшь». Плеть в данном случае это Екатерина Юрьевна. Обух – живущее только по букве, а не по духу чиновничество.
Вошли в кабинет Инны Иосифовны. Там их действительно стоя встретила девушка. На ней лёгкий, очень скромный наряд: кажется, чисто льняное белое платьице с коротким рукавом, с опоясывающим её тонкую талию кожаным ремешком. Да, одежда очень скромная, но её внешность… Тонкая длинная шея. Гибкая талия. Собранные на затылке в тугой узел пепельные волосы. Охватывающая выпуклый лоб алая ленточка. «Где-то я её… уже…» – пронеслось в голове Екатерины Юрьевны. Вспомнила! Гостила вместе с дочерью этой зимой на Крите. Дворец… Кносский. Настенные фрески. Такое ощущение, что эта девица перекочевала прямо оттуда. Подумала: «Очень интересно», а вслух: «Как вас зовут?» Девушка назвала себя, но настолько тихо, что Екатерина Юрьевна сразу не разобрала и вопросительно посмотрела на стоящую чуть в стороне Инну Иосифовну. «Гея», – пришла на помощь Инна Иосифовна. «Странное имя… – опять в голове. – Впрочем, для ожившей фрески, наверное, вполне». «Гея немножко волнуется», – попробовала прийти на помощь Инна Иосифовна. «Да, я понимаю… Сколько вам лет?» – «Девятнадцатый», – уже погромче и потвёрже. А выглядит так, будто ей максимум шестнадцать. «Насколько я понимаю, вы хотели бы устроиться к нам на работу?» – «Да… если можно». Очень тактично. «Какое у вас образование? Вы что-нибудь кончали?» – «Только школу». – «Но вы вообще до сих пор где-нибудь кем-нибудь работали? У вас есть трудовая книжка?» – «Нет, только по дому». Настала очередь продолжающей переживать за девушку Инны Иосифовны: «А дом-то! Двухэтажный. В Симферополе. Большой сад. Домашние животные. Пожилая бабушка. Вся нагрузка на Гее. У неё не оставалось ни времени, ни сил на что-то другое». – «А ваши родители?» Девушка опустила глаза. Похоже, не горит желанием отвечать. И вновь вмешалась Инна Иосифовна: «Гея сирота. А бабушка её тоже умерла. На девяностом году. Здесь, в Краснохолмске, живёт её родная тётя по отцу. Какие-то случайные заработки. Кружок бальных танцев. Муж-художник. В дом почти ничего не приносит. Словом, нищета. А Гея очень совестливая девушка. Готова трудиться. Она не может жить за чужой счёт». Да, в самом деле, если совестливая, не хочет жить за чужой счёт, девушка исключительная, но… «Хорошо, мы ещё подумаем. Потом сообщим вам». Негоже отказывать человеку, глядя прямо в глаза.
Уже после того как девушка скрылась за дверью, Инна Иосифовна попыталась оказать давление на хозяйку: «Поверьте, мы совершим очень большую ошибку, если упустим этого человека…» – «Вы сказали, – перебила Инну Иосифовну Екатерина Юрьевна, – она знает несколько иностранных языков?» – «Да. Французский и грузинский». – «Почему грузинский?» – «У неё очень трагическая судьба, я вам ещё об этом не сказала. Она родилась в Грузии. Её отец русский, но работал главврачом на одном из курортов под Сухуми. Французскому же её обучила бабушка, урождённая Кичерджи… Её, то есть Геина, мать – гречанка. Её предки поселились там во времена существования Колхидского царства». – «А почему “трагическая”? Вы сказали, у неё трагическая судьба». – «Вы спросили о её родителях. Она вам не ответила. Они оба погибли. Известные события. Вы должны помнить. Война между грузинами и абхазами. Очень кровавая. Хотя всех подробностей того, что произошло именно с её родителями, я не знаю». – «А что значит “Кичерджи”?» – «Шувалова-Кичерджи. Жена знаменитого художника Куинджи… Его картины в Русском музее в Ленинграде…» – «Я знаю!» – перебила, немного раздражаясь, Екатерина Юрьевна. Большим знатоком живописи она не была, но… не до такой же степени! «Сама же её бабушка работала главным искусствоведом, – продолжала добивать Екатерину Юрьевну своими аргументами Инна Иосифовна, – при музее в Симферополе. Теперь-то вы понимаете, какая она сама по себе жемчужина?..» – «Я всё понимаю, однако поймите и меня, – Екатерину Юрьевну уже начала раздражать настойчивость обычно знающего своё место исполнительного директора. – Не мне вам говорить, в каком уязвимом положении мы находимся. Вы знаете об этом не хуже меня. Наши “доброжелатели” только и ждут малейшего повода, чтобы закрыть нашу контору. Зачем же давать им для этого лишний козырь? Поэтому давайте свернём эту тему. Посоветуйте вашей девушке, пусть она получит хоть какое-то специальное образование. Пусть раздобудет хоть какую-то бумажку. После этого может приходить к нам. Но, извините меня, никак не раньше». Дальше Екатерину Юрьевну ждал обед с приехавшей в Краснохолмск из Петербурга приятельницей.
Лера, так звали эту знакомую, была ровно такой же краснохолмчанкой, что и Екатерина Юрьевна. Обе по окончании школы поехали в тогда ещё Ленинград, поступили в тогда ещё ЛГПИ, хотя могли бы получить высшее педагогическое образование, как говорится, «не отходя от кассы», прямо в Краснохолмске, но… «Ты что?.. Это же в сто раз престижнее! А если ещё и муженька какого-нибудь с ленинградской пропиской заарканим, тогда вообще супер!» Так убеждала когда-то подруга вечно нерешительную Катю. Сказано – сделано. Вот только Лере удалось выполнить задуманное на все сто процентов: и более престижный диплом, и муж-ленинградец. Сейчас он в мэрии, хозяйственник, занимает какую-то далеко не самую «заднюю» должность, а зять – крупный бизнесмен, ему перепадают неплохие подряды на озеленение города. Катя же тогда удовлетворилась исполнением только первого задания. В Краснохолмск вернулась той же Поваровой, и тогда в дело пришлось вмешаться её всесильному, вездесущему брату. Он-то и подобрал ей мужа со звучной фамилией Милославский. Фамилией, которой она пользуется до сих пор, хотя уже давно рассталась с первым мужем и вышла замуж за другого. Лера же, хотя и живут теперь порознь, по-прежнему остаётся её настоящей и, может, даже единственной подругой.
Да, так уж сложилось у Екатерины Юрьевны, что подруг у неё кот наплакал. Скорее всего, из-за её несколько угловатого, неуживчивого характера. Или испытываемого ею и в детстве, и в юные годы желания верховодить без обладания достаточно убедительными правами на это. В самом деле, она нигде и ни в чём не блистала, не первенствовала, не отличалась живостью, остроумием, училась средне, была относительно твёрдой четвёрочницей, но не более. Самое главное, она была «нехороша собой». Словосочетание, встреченное ею примерно в двенадцатилетнем возрасте, когда читала какого-то автора из девятнадцатого века. Не самого крупного. Типа Писемского. Там девушка так чистосердечно, с болью отзывалась о себе. «И я тоже», – тогда, едва не расплакавшись, подумала Катя.
Была ли она в действительности так «нехороша собой» или это её мнительность? Скорее всего, первое. Невыразительное лицо, редкие, бесцветные, зато жёсткие, неподдающиеся расчёске волосы, нос пуговкой. А ещё она была приземиста, грузновата, коротконога, склонна к полноте. В детстве над ней посмеивались: «Вон наша уточка проковыляла!» Она всё это слышала, понимала, часто втихомолку плакала. Но ничего поделать с этим не могла. Тому, что дружба с Лерой всё же сложилась, могли послужить две причины. Лера была из «хорошей» семьи: папа главред самой популярной в те времена краснохолмской газеты «Северные зори», мать занимала достаточно высокую должность в облздравотделе, поэтому и Катины родители как-то поощряли дочку, чтобы она дорожила этой дружбой. Причина вторая: Лера также была далеко не красавицей, хотя ни капельки по этому поводу, судя по её поведению, не комплексовала. Скорее всего, благодаря этому качеству и сумела в своё время стать ленинградкой. В ней Катя увидела своего рода эталон, которому хотела бы подражать. Увы, это не всегда ей удавалось.
Подруги уединились в отдельном кабинете в недавно открывшемся в Краснохолмске ресторане, принадлежавшем близкому родственнику Леры. «А ты, матенька, вроде как опять пополнела… – С этой неприятной для Екатерины Юрьевны темы начался разговор верных подруг. – Ты же фитнесом, помнится, собиралась вплотную заниматься?» – «Занимаюсь», – односложно ответила Екатерина Юрьевна. «Не помогает? Хотя, конечно, одного фитнеса в наши с тобой годы уже маловато… А что твой красавчик муженёк? По-прежнему в контрах?» Ещё одно больное место Екатерины Юрьевны. Пожалуй, побольнее первого. «Да, ничего не меняется». – «Всё так же ты здесь, а он в Москве?» – «Да». – «Я как-то видела его по телику. Слушай! Это же просто картина маслом! Голливуд в чистом виде. Хвастался своими моделями». – «Д-да. У него всё отлично». – «И как долго это будет продолжаться?» – «Скорее всего, недолго». – «Что, очередная пуси-муси?» – «Нет, эта уже, скорее, не пуси-муси. Эта с серьёзными намерениями». – «Это он сам тебе так сказал?» – «Нет. Мы последнее время почти не общаемся. Но слухами земля полнится». – «А ты?..» – «Что?» – «По-прежнему без пуси-муси?» – «Нет, отчего же? Я встречаюсь». – «Я его, конечно, не знаю». – «Нет». – «И нерегулярно. Только, пожалуйста, не ври». – «Пожалуй, да. Нечасто». – «Ох-хо-хо. Оттого, матенька моя, и полнеешь… Ну ладно, перекусим чем бог послал».
Много чего «перетёрли» в эту встречу подруги. Расстались уже в шестом часу. «Куда теперь?» – поинтересовался у Екатерины Юрьевны водитель. Екатерину Юрьевну ещё ждали кое-какие запланированные заранее дела, в частности она собиралась устроить что-то типа «летучки» с заведующими её салонов красоты. В Краснохолмске появился конкурент, и с этим злом надо было как-то бороться, но только что закончившийся, оставивший неприятный осадок разговор с подругой заставил её изменить планы, да и слишком много позволила себе выпить, не хотелось никаких совещаний, поэтому: «Домой». Пока добирались до Гайдара, обзвонила всех своих заведующих о переносе «летучки» на следующий день. Уже после того как машина выехала на Гайдара, вдруг, как будто из ничего, подумалось: «А может, мне пригласить её к себе в гувернантки?»
А может, и не совсем «из ничего». Когда «перетирали» с подругой, та поинтересовалась: «А как дела у твоей непоседы?» Дочка Екатерины Юрьевны уже третью неделю гостила в Америке у вышедшей замуж за американца бабушкиной подруги. Екатерина Юрьевна об этом сказала. Тут же началось, как трудно приходится с подростками (Насте, дочери Екатерины Юрьевны, пошёл тринадцатый); Лера поделилась, что её зять и дочка наняли для своей «хулиганки» (да, у подруги уже внучка) опытную гувернантку и дело вроде как пошло на лад. «Вовсе шёлковой, конечно, не стала, но хотя бы мать с отцом на все четыре посылать прекратила. И то, согласись, прогресс». Екатерина Юрьевна в тот момент как-то на это не отреагировала: голова была занята другим, – и только сейчас… Нет, сказать, что её дочь Настя может распоясаться настолько, насколько, если верить Лере, позволяет себе её внучка, Екатерина Юрьевна ну никак не может, хотя… Мать-то из Екатерины Юрьевны получилась, прямо слово, какая-то никудышная. Да, своё чадо, как должно, образует, накормит любыми вкусностями, разоденет как принцессу, прогуляет заграницу – всё это так. Но этого, конечно же, мало. Ею ведь не по случаю, а каждодневно заниматься надо. Следить, с кем дружит, по ком страдает, о чём мечтает. Но на это ни времени, ни желанья, ни сил у Екатерины Юрьевны уже совсем не остаётся. Иное дело, если рядом с ней постоянно будет находиться уверенная в себе, психически здоровая, недёрганая, тактичная, неглупая и, конечно же, преданная Екатерине Юрьевне особа. Конечно, ещё вилами на воде, отвечает ли этим строгим требованиям та ожившая фреска с необычным именем Гея, которая предстала сегодня перед Екатериной Юрьевной, но одна яркая, так непохожая на будничные лица внешность этой девушки, её подкупающая манера держаться уже о чём-то говорит. «А что? Возможно, Инна Иосифовна права. Это действительно своего рода жемчужина».
Екатерина Юрьевна, однако, ничего не делала впопыхах. Подождала, когда наступит вечер. Уже поужинав в гордом одиночестве, вернула ту же мысль, исследовала её с разных сторон и пришла к выводу, что первоначально посетивший её импульс имеет право на жизнь. Только после этого позвонила Инне Иосифовне.
«Добрый вечер. Ещё раз относительно вашей протеже…» – «Да-да!» – Инна Иосифовна сразу раскусила, о ком пойдёт речь. «У вас есть сейчас при себе какой-нибудь её телефон?» – «Лично её – нет. Её родственников – да». – «Продиктуйте, пожалуйста… Я вас слушаю». Заполучив номер телефона, тут же позвонила. «Да-да, говорите», – тусклый женский голос. Такое ощущение, будто человек уже при смерти. «Скажите, вы имеете какое-то отношенье к девушке по имени Гея?» – «Д-да… – оживление в голосе. – Я её родная тётя. А что?» – «Я Милославская. И я бы… возможно… взяла её к себе в качестве гувернантки для моей дочери. Но прежде всего мне необходима какая-то дополнительная информация. Ваше имя…» – «Марина». – «Так вот, Марина, вы не могли бы встретиться со мной? Допустим, завтра. В четыре». – «А где?» – «Скажем, на Октябрьской набережной. У главного спуска. Там есть кафе…» – «Да-да! Я знаю». – «Вы подойдёте?» – «Да, конечно!» – «На всякий случай запишите мой телефон… Вы готовы?» – «Да, я вас слушаю».