Без Любви
Шрифт:
7019 3626. Что это за фигня?
Студеный бухнулся на кровать. Сомкнутые половинки, уже не боясь, держал перед собой, вертел так и этак. Алкоголь, до того блокированный испугом, теперь возымел свое действие, и в голове комбата роились самые фантастические предположения. Сколько они отхватили? Два миллиона? Тьфу, мелочовка! Зуб можно поставить, что этот перстенек стоит значительно больше!
Ясно, что какой-то части не хватает. Скорее всего, одной, а не нескольких. Значит, что получается? Одна часть была у казначея, везшего деньги. Одна у… У кого? Кем был передний пассажир джипа? Хрен с ним, назовем экспедитором! Значится, вторая была у экспедитора. А третья -
Студеный вздохнул. Помечтали - и хватит. Только расстраиваться! Кольца можно оставить на память, но другого применения им не найти. Разве что отдать в разведотдел. Ребята там ушлые. Пусть ковыряются, выясняют. Если напрягутся по-настоящему, то загадку эту щелкнут, как орех. Сам Кемаль им все объяснит. И лично проводит к хранилищу, передаст горы богатств на благо ЦК КПСС. А заодно поведает и о том, как пропали два миллиона…
Студеный перевернулся на спину. Одновременно с движением тела изменилось и направление его мыслей.
Они с Арцыбашевым долго спорили, как поступить с ящиком. Комбат хотел открыть его немедленно, любым способом. Разведчик предлагал не торопиться. После того, как самая тяжелая часть плана оказалась реализованной, между офицерами возросло взаимное недоверие. Каждый подозревал другого в подвохе. Но прийти к соглашению им, в конце концов, удалось. Решили переправить деньги в Душанбе и спрятать там до лучших времен на одном из военных складов.
Надежных людей знали оба, так что опять родился спор, к кому именно обратиться. Каждый настаивал на своем протеже, но сошлись на кандидатуре Тохтамбашева как наиболее удобной во всех отношениях.
Чарры Каримовичу Тохтамбашеву доверять было можно…
Он происходил из беднейшего рода и всего добился своими руками. Вместе со Студеным учился в Киевском высшем общевойсковом командном Краснознаменном имени М. В. Фрунзе училище, потом долго служил в Сибири и на Дальнем Востоке. Как и Студеный, добровольцем напросился в Афган. Там провел всего несколько месяцев. Сначала отличился в боевой операции, потом был тяжело ранен. Долгое время провел в госпиталях, но сумел избежать увольнения по состоянию здоровья. За капитана-орденоносца вступились влиятельные земляки. Последовал перевод в Душанбе, подыскалось и теплое место начальника тыла дивизии.
Студеный вспомнил курсантские годы. Тохтамбашев всегда был в центре внимания. К нему с особой придирчивостью относились как преподаватели, так и сокурсники. Поблажки никто не давал, приходилось учиться без дураков. Какие бы трудности ни выпадали, Тохтамбашев не жаловался. Круглым отличником, конечно, не стал, но показатели имел очень приличные. И в мужском коллективе сумел себя показать. В роте он был единственным нацменом, так что сперва пришлось тяжко. Желающих поучить "узкоглазого" было достаточно, но Тохтамбашев не подкачал. Достойно выдержал все испытания, а там и друзья появились. И перекрестили Тохтамбашева из трудно произносимого Чарры в простого Жору. Одним из первых, кто с ним сошелся, как раз был Студеный. В этом был корыстный интерес, у Студеного учеба не ладилась, а Жора всегда мог дать списать и доброжелательно объяснить то, что не ясно. Начало многолетней дружбе было положено, и даже потом, когда судьба разнесла по разным гарнизонам, они не теряли друг друга из вида.
На последних курсах Жора был душой компании. Что всегда подкупало - он не боялся казаться смешным и не отпускал злых шуток в чужой адрес. Просто воплощение доброжелательности! Всегда поделится деньгами, всегда прикроет перед начальством.
После выпуска они попали в одну часть Забайкальского округа. Жена Студеного оставалась дома, в Перми, - в гарнизоне нормальных жилищных условий попросту не было. А Жора был холостяком. Заглядывался на русских девушек, не пропускал случая закрутить скоротечный роман, но всегда повторял, что жениться сможет только на землячке. Кроме них двоих, в полку не было молодых офицеров, так что нагрузка, свалившаяся на вчерашних выпускников, была колоссальной. Студеный иногда срывался, а вот Жора никогда не прекращал улыбаться и тянул монотонную службу так, словно с детства только об этом мечтал. Без него Студеный мог запросто спиться или с треском лишиться погон, но Тохтамбашев оберегал друга от неприятностей, зачастую принимая на себя весь гнев начальства. А уж когда к Студеному приезжала жена, Жора безропотно выполнял двойную работу, и не было случая, чтобы он подкачал.
На летних учениях рота Тохтамбашева показала себя с самой положительной стороны, и Жоре предложили перевод с повышением. Он согласился, объяснив Студеному свое решение так:
– У нас дома все зависит от того, к какому ты принадлежишь роду. От того, кто твои предки и кто твои родственники. У меня беднейший род, так что поддержки ждать неоткуда. Если сам не пробьюсь, то никто не поможет. Нельзя упускать такой шанс.
– Думаешь, там будет лучше?
– На все воля Аллаха…
Отвальная, которую закатил Тохтамбашев по случаю перевода, получилась запоминающейся. Водка с шашлыками, песни под гитару, стрельба из пистолетов по бутылкам. Некоторые офицеры поехали с женами, в том числе и Студеный - Антонина прилетела из Перми как раз накануне. Настроение у всех было хорошее, веселились на славу.
– Он всегда такой смешной?
– улучив момент, когда никого рядом не было, спросила Антонина у мужа.
– Я раньше не замечала…
Жора, нацепив расшитую тюбетейку, взял гитару и тонким голоском, с подвываниями, напевал:
– Один палка два струна, Душанбе моя страна…
Гости были довольны. Хохотали, подначивали его, отпускали довольно едкие шутки. Тохтамбашев широко улыбался и продолжал их веселить, перекладывая популярные песни на родной язык.
– Раньше ты его видела в рабочей обстановке. А сейчас он хватанул лишку.
– По нему незаметно.
– Умеет пить, - сам Студеный уже чувствовал, что перебрал, но остановиться не мог и даже сейчас, когда они с женой чуть отошли в сторонку от места проведения пикника, мусолил в руке стакан водки.
– А вот ты себя чего-то не контролируешь.
– Да нервы все… - Студеный выпил и закашлялся. Жена похлопала его по спине. В этот момент Тохтамбашев, сверкнув в их сторону черным глазом, выдал несколько особо громких аккордов, а как только кашель у Студеного прошел, решительно хлопнул по струнам и встал:
– Все! Хватыт пока, пошли щащлик-мащ-лик кюшать…
В повседневной речи акцент практически не ощущался, но сейчас Жора его специально подчеркивал.
– У него глаза грустного клоуна, - заметила Антонина.
– Он ломает комедию, но ему это так надоело!
Тохтамбашев приплясывал над мангалом, перебирая шампура:
– Ай, какой вкюсный мяс получился!
– Он далеко пойдет. Дальше всех, - вынесла жена резюме, и Студеный недоверчиво усмехнулся:
– Может, к пенсии и получит майора.