Без Любви
Шрифт:
Я не сплю.
Охота выйти покурить, но боюсь разбудить Настю. Если она, конечно, спит, а не притворяется. Лежу с открытыми глазами и думаю, как Арцыбашева наколоть? Как его кинуть? Как уйти от этого хищного подонка?
И не просто живым уйти - это еще только полдела, но уйти с деньгами!
И не будет ли Настя мне помехой?
Кольцо…
В нем надо искать ключ.
В нем!
Под утро я все-таки уснул и проспал границу.
И выходит, что у узбеков с казахами граница -
Сэкономили денег.
Значит, с меня в Душанбе - ресторан.
Глава вторая
Май - декабрь 1988 года Афганистан - Германия
Первым, кого Арцыбашев встретил, прибыв в штаб армии, был капитан Мирзоев. Тоже разведчик, коллега. Еще недавно он был прикомандирован к одной из действующих частей. Теперь, по слухам, присосался к штабным. Будь ситуация немного иной, и Арцыбашев не преминул бы обозвать его, в шутку, тыловой крысой. Но сейчас поостерегся. Восточные люди - хитрые. А Мирзоев, в силу профессии, был втройне хитрым и изворотливым. Кто знает, как он отреагирует на подначку? Запросто может выйти, что в глаза он посмеется, а в спину ударит.
И Арцыбашев не стал юморить. Даже подходить первым не стал. И взгляд отвел в сторону. Остановился, достал сигареты, начал прикуривать. Поверх зажигалки поглядывал на коллегу. Отвернется? Сухо кивнет? Пройдет мимо, словно они не знакомы? Любой из вариантов был вероятен. Сам Арцыбашев, доведись им поменяться местами, вряд ли стал бы демонстрировать дружеские чувства на глазах десятка посторонних людей, каждый из которых мог оказаться стукачом.
Мирзоев подошел, издалека протягивая для пожатия руку.
– Здравствуй, дорогой!
– Привет!
– Арцыбашев, наконец, прикурил. Сквозь дым, прищурившись, оценил внешний вид капитана: - Хорошо выглядишь, Фархад!
Мирзоев, и правда, был подтянут, свежевыбрит, благоухал одеколоном. Белоснежные зубы контрастировали с загорелой кожей и черной ниточкой усов. Мундир сидел как влитой, ботинки сияли. Трудно было представить, что месяц назад он ползал по горам в пропахшей порохом и потом "афганке".
– Спасибо. А вот ты, похоже, не спал.
– Да уж. Слыхал, наверное?
– Слышал. У нас об этом много говорят. Между прочим, я включен в комиссию.
– Вот как?
– Но только со вчерашнего дня, вместо одного заболевшего. Так что пока тебе ничем помочь не могу. Но, клянусь, сделаю все, что в моих силах.
Если Тохтамбашев любил подчеркнуть свое бедное происхождение, то Мирзоев крайне неохотно распространялся о родственниках, многие из которых занимали в республике ответственные посты. И он, наверное, мог бы неплохо пристроиться. Как минимум, на место, аналогичное тохтамбашевскому. А он предпочел воевать и только сейчас сменил полевые условия на кабинет. Шайтан его знает, почему так!
– Извини, мне надо бежать, - Мирзоев крепко сжал Арцыбашеву локоть.
– Не дрейфь!
– Угу. Увидимся…
Заседание комиссии было назначено на четырнадцать, но Арцыбашева пригласили зайти только в половине четвертого. Полтора часа он томился в коридоре под дверью, не рискуя отойти покурить или промочить горло. Как ни успокаивал он себя, а воображение рисовало картины одна мрачнее другой. И даже Мирзоев, который ободряюще подмигивал ему всякий раз, когда выскакивал из кабинета, чтобы умчаться на другой конец коридора и притащить из архива или секретной части какие-то материалы, уверенности не прибавлял.
Что удивляло - Арцыбашев ждал экзекуции в одиночестве. То есть мимо него сновали какие-то незнакомые офицеры, и на стульях по обе стороны от него кто-то сидел, но ни одной знакомой физиономии не попадалось. Конечно, с большей частью свидетелей комиссия уже поработала, но вряд ли именно его, Арцыбашева, приберегли на десерт. А если это именно так, то дело швах. Тогда получается, что комиссия расковыряла больше, чем он ожидал. И неспроста изучают какие-то документы прежде, чем его допросить.
Наконец дверь отворилась, и незнакомый лейтенант велел зайти.
За исключением Фархада Мирзоева, скромно сидевшего за крайним столом, все остальные члены комиссии также не были знакомы Арцыбашеву.
Он ожидал, что их будет больше. А оказалось, всего пять человек. Помимо Фархада и белобрысого лейтенанта, в обязанности которого входило ведение протокола, присутствовали два майора и подполковник. По внешнему виду майоров можно было свободно сказать, что один является боевым офицером, а другой пошел по политической части и не в окопах линию ЦК проповедует, а отирается близ начальства. Они сидели за одним столом, отодвинувшись каждый на свой угол, а взгляды, которыми они периодически окатывали друг друга, красноречиво свидетельствовали, что консенсуса им никогда не достигнуть.
Желчный худой подполковник, в рубашке с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, курил у окна. Он и начал допрос, не дав Арцыбашеву даже возможности представиться по всей форме и не предложив сесть.
– Расскажите нам, Вадим Валентинович, что вам известно об обстоятельствах гибели майора Студеного.
Спросил - и отвернулся к окну, перегнал беломорину из одного угла рта в другой, ссутулился, сунув руки в брючные карманы.
Арцыбашев прокашлялся и выдал заготовленный текст:
– Последний раз его видели живым в двадцать два тридцать. Проверив несение службы дежурным по части, он удалился к себе. Перед этим приказал разбудить его в семь часов. В шесть пятьдесят пять дежурный отправил к Студеному сержанта Попова. Тот вернулся через семь минут, доложил, что Студеный на стук в дверь не отвечает. Дежурный снова отправил Попова. Поскольку тот долго не возвращался, в семь часов десять минут дежурный отправил прапорщика Зверева разобраться в ситуации. Зверев, прибыв на место, обнаружил, что дверь не заперта…