Без малейших усилий. Беседы о суфийских историях
Шрифт:
Гештальт изменчив. К примеру, я говорю с вами. Тогда все, что происходит вокруг: пролетающий самолет, непрестанное пение птиц, их чириканье, шелест ветерка в кроне деревьев, шум проезжающих машин, — все становится фоном, полем основного действия. Вы слушаете меня, ваше внимание направлено на меня — мои слова становятся фокусом. Вы фокусируетесь на моих словах, на мне. Это становится образом.
Но если я замолчу, внезапно гештальт исчезнет. Вы начнете слушать птиц, окружающий нас шум. Гештальта больше нет. Гештальт означает: когда вы направляете свое внимание на что-то одно, оно становится важным, а все остальное становится фоном. Оно никуда не исчезает, оно по-прежнему здесь:
Гештальты сменяют друг друга. У ребенка свой особый гештальт. Если вы дадите ему цветок и банкноту стоимостью в сто рупий, он потянется к цветку.
Когда-то в моем родном городе жил бродяга, который все время сидел под деревом у реки. Не только в городе, но и за его пределами в ходу была одна шутка: люди предлагали ему на выбор одну рупию или одну анну, и он никогда не выбирал рупию. Даже если вы предлагали ему банкноту в сто рупий или одну анну: «Выбирай что хочешь», — он всегда выбирал монету в одну анну. И так продолжалось годами.
Однажды я спросил этого старика: «Тебе, должно быть, известна разница, ты не выглядишь глупцом — почему ты не берешь банкноту в сто рупий, когда тебе ее предлагают?»
Он ответил: «Тогда игра закончится. Они перестанут давать мне даже одну анну. Они радуются моей глупости, а я совсем не глуп. Не говори мне, что я должен выбрать банкноту в сто рупий. Я могу выбрать ее, но только один раз: после этого никто больше не будет играть со мной в эту игру. Их радует моя глупость и моя радость монетке. Но я вовсе не так глуп, как им кажется. Уже двадцать лет я живу этой игрой. Я всегда выбираю самую мелкую монету из предложенных, а они радуются моей глупости. Но я вовсе не глуп».
Ребенок выберет цветок. Он не глуп, просто у него другой гештальт. Банкнота в сто рупий для него ничто, он еще не вступил в рыночный мир, в котором банкнота в сто рупий что-то значит. Но если вы предложите ему чистый лист бумаги и банкноту в сто рупий, возможно, он выберет сто рупий — но вовсе не из-за того, что это сто рупий, а из-за того, что банкнота цветная, раскрашенная. У него другой гештальт.
У юноши один гештальт, у старика — другой.
Вот откуда эта пропасть между поколениями — у них разные гештальты, и эти гештальты сменяют друг друга. Гештальты сменяют друг друга не только из года в год, они меняются каждый миг. Сегодня утром вы были полны любви, а сейчас кипите от злости: один гештальт пришел на смену другому. Когда вы были полны любви, злость отошла на задний план, в фокусе была любовь. Сейчас вы злитесь — любовь отошла на задний план, а злость оказалась в фокусе.
Но запомните: ничто не исчезает. Все остается, всегда остается. Меняется только гештальт. Одно выходит на передний план, другое отступает на задний, одно поднимается на поверхность, другое опускается на дно. Но ничего не пропадает — ничто не может пропасть. Все продолжается, и продолжается вечно. Все всегда есть. Это то, что индуисты называют нама-рупой. Это индуистское понятие, нама-рупа, может пролить некоторый свет на гештальт, указать на один его нюанс. Индуисты говорят, что только имя и форма изменяются, а реальность остается все той же самой.
Поэтому не пытайтесь уничтожить эго — у вас ничего не выйдет. Если вы попытаетесь уничтожить свое эго, вы станете очень и очень скромным человеком, но запомните: все дело в этом «очень и очень». Вы не сможете стать просто скромным человеком, вы станете очень и очень скромным — это и будет тем местечком, куда спрячется ваше эго. Затем вы начнете требовать признания вас самым скромным человеком на земле.
Вот какой анекдот я прочитал однажды.
Трое монахов из трех христианских монастырей встречаются на перекрестке дорог. Конечно, они принялись бахвалиться друг перед другом. Один говорит:
— Вам следует признать, что из нашего монастыря вышло множество святых. Ваши монастыри ни в какое сравнение не идут с нашим. Вы только подумайте, какое у нас славное прошлое — сколько святых было в нашем монастыре!
— Ты прав, — отзывается второй. — Но тебе придется признать, что из стен нашего монастыря вышли величайшие теологи — великие философы, великие схоласты, систематизаторы. Вряд ли ты вспомнишь хоть одного теолога того же масштаба, каких у нас можно насчитать тысячами.
Затем оба поворачиваются к третьему.
— Как жаль, что тебе нечем гордиться, — сочувствуют они.
— Да, у нас не было великих святых, это правда, — соглашается третий. — И у нас не было великих мыслителей, теологов, это тоже правда. Но если говорить о смирении, никто не сможет с нами сравниться.
Если говорить о смирении, никто не сможет с нами сравниться! Что же это за смирение такое, если вы превосходите всех?!
Гештальт изменился. Эго опустилось на дно, но продолжает действовать оттуда. Теперь вы полны смирения, но не позволите никому сравниться с вами в этом. Смиренный человек должен быть позади всех — каким образом он оказался впереди? Но смиренный человек всегда хочет в своем смирении превосходить всех. Эго не умерло, оно не может умереть. Оно просто перебралось на более глубокий уровень подсознательного и действует оттуда, контролирует все оттуда. На поверхности смирение, а эго из глубины его контролирует. Смирение находится под контролем эго.
Взгляните на людей, которые говорят и думают, что они полны смирения, загляните им в глаза: вы не увидите там никакого смирения, а найдете одну лишь утонченную гордость. Это благочестивые эгоисты, святые эгоисты. А когда эго возомнит себя святым, оно становится еще более ядовитым. Яд сам по себе опасен, а когда он становится святой отравой, он опаснее во много раз.
Вы не можете уничтожить эго. Если вы попытаетесь это сделать, произойдут два события. Во-первых, ваша жизнь станет монотонной, она потеряет напряжение, которое сообщают ей противоположности. В ней не будет музыки. Вот почему монахи так монотонны.
Однажды одного великого американского актера спросили — у него брали интервью: «Скажите, пожалуйста, что было самым большим разочарованием в вашей жизни?» Должно быть, человек, задававший этот вопрос, думал, что в жизни любого актера полно разочарований: когда люди равнодушны к его игре, когда они не аплодируют, когда игра у актера получается неубедительной.
Актер переспросил: «Величайшее разочарование в моей жизни, вы говорите? Да, такое было однажды… Я был мальчиком, маленьким мальчиком. Я шел по дороге и неподалеку от дороги увидел большой купол — я подумал, что это, должно быть, цирк. Но у меня не было денег, и тогда я попробовал пробраться внутрь, минуя главный вход. Мне удалось пробраться через задние двери, однако, когда я пробрался внутрь, оказалось, что это вовсе не цирк. Там читал свою проповедь священник — и это было величайшим разочарованием в моей жизни».