Без маршала Тито (1944+)
Шрифт:
— Тем более, девчонки у тебя незамужние, глядишь, кто и счастье свое найдет.
— А заводы?
— То же самое! Сделают игрушки, а лучше пусть мастерскую при детском доме устроят, чтобы старшие дети могли работать! Тогда вы сами себя обеспечите, а может, и на продажу что-то сможете… — я запнулся и попытался уцепить ускользающую мысль, но ее сбил стук в дверь.
Вошла девушка с толстыми косами вокруг головы, в белом фартуке поверх некогда голубого платья, распространяя вокруг запах тушеных овощей:
— Круно, масло опять не привезли, как манистру готовить?
—
Девушка недоверчиво посмотрела на директора и вышла.
— Еще можно птичник устроить, — продолжил я, — детям полезно с животными общаться, а кур покормить даже самые маленькие смогут. А у вас будут яйца и курятина.
— Индеек завести… — мечтательно протянул Круно. — С кукурузным тестом… Козлят… А то у нас гуляш только раз в неделю, а паштицада по большим праздникам.
И тут я поймал мысль:
— Ты Макаренко читал?
— Да я вообще мало читал, — повинился Круно, — сразу после школы на лесопилку, с лесопилки в партизаны. Сюда как коммуниста направили, а образования не хватает.
— Найди книги Макаренко. Это русский, директор детской колонии, поднял ее в таких условиях, что тебе и не снились, а потом вторую, воспитанники у него фотоаппараты делали!
— Макаренко? — Круно левой рукой накарябал фамилию на листочке.
— Ага. Ладно, я тоже поспрашиваю, может, в Белграде у кого есть, пришлю. Или через советских выпишу. Теперь к делу. Миша или Саша Хаас, есть такой воспитанник?
Круно выдернул амбарную книгу, перелистал и кивнул.
— Я его усыновляю, вот заявление.
— Но… без решения народного комитета нельзя… — возразил директор.
— Решение будет, — заверил его Велебит. — Все документы подготовлены, остались формальности.
Минут через пять еще одна девушка, в косынке поверх гладких волос и клетчатом платье, привела большеголового темненького мальчика лет четырех и почему-то державшуюся за него светленькую девочку помладше. Года два назад я Мишо видел, но тогда он совсем младенец был, а сейчас вон какой серьезный…
— Вот, Мишо, тебя забирают в семью… — начал было Круно.
Девочка тут же заревела так, что мы покачнулись. Ее немедленно поддержал Мишо, но при этом обнял подружку с явным желанием защитить ее ото всех. Пока они голосили, я спросил у девушки в косынке:
— Это кто?
— Габи, то есть Габриела, три года. Они всегда вместе.
На все наши уговоры Мишо ехать со мной парочка отвечала ревом и категорическим отказом, и вцеплялась друг в друга с нездешней силой.
Устав от бесплодных попыток, я спросил Велебита:
— Как быстро можно оформить удочерение?
Владо огладил высокий лоб и волосы, подумал и выдал — два дня.
— Миша и Габи, а вдвоем поедете? — присел я перед детьми.
Рев стих, после некоторого молчания оба ответили «Да».
— Ну вот и ладно, тогда собирайтесь, послезавтра отправимся кататься на настоящем поезде.
— С паровозом? — спросил Мишо.
— Конечно!
Два дополнительных дня к отпуску
Вторую телеграмму я отправил Альке, предупредить, что усыновляем двоих, и уже перед самым отъездом получил ее ответ «Ты молодец, целую». Детей мы увезли не двух, а четверых — Велебит моим поступком проникся и усыновил еще одного мальчика и одну девочку, выправив на них документы вместе с Габиными.
В отличие от принявшей все как должное Альбины, Джилас в факте усыновления принялся искать политическую подоплеку и вызвал меня в ЦК. За прошедшее время его приемная украсилась двумя секретарями, а собственный кабинет Джиласа — портретами Ленина, Сталина и фотографией самого Милована плечом к плечу с Тито.
Посмертному культу маршала очень способствовала внутрипартийная борьба фракций: каждая клялась в верности заветам и поднимала на щит те деяния Иосипа Францевича, которые соответствовали или подтверждали ее воззрения. Некоторые горячие головы предлагали переименовать Подгорицу в Титоград, но список этим не ограничивался, там еще числились Титов-Велес, Титова-Митровица, Титов-Бихач, Титово-Ужице, Титово-Ливно, Титов-Врбас и еще полдесятка городов.
Помимо павильона-мавзолея на Топчидерском холме, планировали поставить несколько памятников. Во всяком случае, Антун Августинич, автор нового герба, уже ваял модель ростового памятника Тито и семь городов оспаривали, где он будет установлен, а ЦК решал, какого размера — камерного, в рост, или все-таки метров десять.
— Как обстановка в Загребе? — начал Джилас издалека.
— Спокойная, — устроился я на кресле для заседаний.
— Католический клир не выступает?
— Очень тихо, почти не слышно.
Католическую оппозицию в Словении и Хорватии сразу предупредили — службы и храмы никого не волнуют, но вот за призывы к борьбе с новыми порядками, тем более к борьбе вооруженной, последствия наступят мгновенно.
Некоторые поняли не сразу, пришлось нам и нашим коллегам проводить целые операции, изымая не только слишком говорливых священников и монахов, но даже целые арсеналы в церквях и монастырях. С моей подачи на такие акции приглашали журналистов, в том числе иностранных, и широко оповещали мировую общественность, еще не остывшую от борьбы с фашизмом и не накачанную борьбой с коммунизмом.
Сараевского архиепископа Ивана Шарича ОЗН арестовал и держал под замком в ожидании процесса, загребский архиепископ Степинац от греха укрылся в во французском консульстве, которое преобразовали из посольства Виши при НГХ. Оставшимся епископам объявили, что надо терпеть, ибо всякая власть от бога. Но если есть желающие затащить свой крест на Голгофу, мы это быстро организуем.
Примерно пятьсот священников кинулись в бега, прятаться по монастырям Италии и Австрии, но на севере первой власть у бывших партизан, а во второй вообще непобедимая Красная армия и процесс поиска, отлова и выдачи замазанных кровью клириков шел вполне успешно.