Без окон, без дверей
Шрифт:
— Алло, — сказал резкий голос, который он не узнал, хотя это должен быть Лонни Митчелл.
— Хочу сообщить… — О чем? — Я здесь… в доме к северу от города… нашел то, что вы должны увидеть.
— В данный момент мы заняты, мистер Маст. Вы на улицу не выглядывали?
— Дело серьезное.
— Что такое?
— Долго рассказывать. Нельзя ли кого-нибудь сюда прислать?
— У нас кадров сейчас не хватает, — объяснил шериф. — Почти двести домов остались без отопления и электричества. Все сотрудники помогают людям перебраться
— Дело срочное, — твердил Скотт, и, видно, в его голосе слышалось то, чего не выражали слова, ибо шериф вздохнул:
— Что там у вас стряслось?
Он сделал медленный, глубокий вдох, понимая, что это, возможно, единственный шанс объясниться.
— Здесь, в нашем старом фамильном доме, за одной стеной есть большое добавочное помещение. Я сегодня его обнаружил, забрался туда, осмотрелся. По-моему, там что-то вроде камеры пыток.
Молчание в трубке.
— Алло! Вы слушаете?
— Я сегодня не расположен к шуткам, мистер Маст.
— Постойте…
— Обождите до завтра. Завтра, если еще будете живы, приеду, посмотрю на камеру пыток. Годится?
— Нет…
В трубке щелкнуло.
Скотт тупо смотрел в пустую комнату, на дверь в углу, в снежную ночь за окном. До города тридцать миль, по такой погоде без подходящей одежды не добраться.
Другой вариант — здесь остаться.
Он прошелся по первому этажу, везде включая свет. Не имея ни фонаря, ни переносной лампы, превращал дом в гигантский светильник, надеясь выйти на дорогу к машине. Надел пальто, шапку, ботинки, не надел перчатки, выскочил в дверь из прихожей, осторожно спустился по лестнице, где в лицо била жесткая снежная крупа.
Надо терпеть. До цивилизации далеко.
Как только вышел наружу, Круглый дом, несмотря на внутреннюю иллюминацию, навис над ним темной глыбой, демонстрируя свое угрожающее присутствие. Его бесформенные очертания стали еще крупнее. Снег, лежавший у парадного по щиколотку, углубился по колено, но Скотт брел, утопая в белой пудре, прекрасно понимая, что по дороге не проехать, даже если удастся вывести автомобиль.
Что сказала про свою машину Колетта?
За домом оставила.
Он приложил ко рту рупором руки.
— Колетта!.. — Окружающий лес поглотил его голос, до невозможности слабый и тонкий в ночи. — Колетта!
Он пошел вокруг дома. Огромные стены тянутся бесконечно, черное крыло существует, прячется где-то внутри за досками и каменной кладкой, пульсирует, как пустое, напоенное ядом сердце. Земля под снегом пошла вниз. Наконец, он увидел наружный западный угол здания на границе ночи, как конечный форпост, за которым ничего больше нет. В звездном свете что-то замерцало вдали — замерзший пруд.
Ботинок скользнул на примятом снегу — в автомобильной колее.
Он прошел по ней двадцать ярдов до голого пятна, где явно до самого недавнего времени стояла машина. Теперь ее нет, другая колея, более свежая, тянется в противоположную сторону. Кажется, в чистом зимнем воздухе еще чувствуется запах выхлопных газов, хотя света фар нигде вокруг не видно. Удивительно, что она вообще отыскала дорогу, но если это ей удалось…
Вновь повернув к дому, Скотт ощутил в темноте удар в плечо.
Остановился, поднял голову, посмотрел.
Это была нога.
«Вовсе не то, что кажется, — промелькнуло в мозгу. — Не может быть то, что кажется, потому что кажется, будто это…»
Налетел ветер, тело Колетты слегка повернулось на веревке, соединявшей шею с тремя верхними ветками дерева. Ноги болтались на уровне лица Скотта. Одна туфля свалилась, обнажив ступню в чулке. Ветер спутал волосы в заснеженный ком, свесившийся на один глаз, оставив открытым другой, остекленевший, устремленный вниз.
Земля под ногами треснула, раскололась, разъехалась в диаметрально противоположные стороны, увлекая его за собой. На одной стороне безумие, на другой — логическая связность. Уже ясно, куда он клонится, и ничего нельзя сделать.
Можно. Соберись, возьми себя в руки.
Смешно. Он теряет рассудок, слепо катится в бездну. Слишком поздно. Ветер сменил направление, ее лицо отвернулось со скрипом, хотя единственный открытый глаз по-прежнему смотрел на него. Скотт закусил губу, мысли возвращались если не в нормальное, то хотя бы в связное состояние.
Колетта, кто с тобой это сделал?
Ветер взметнул обвисшие волосы, закрывшие второй глаз. Веревка закрутилась, заскрипела.
Или она это сама с собой сделала?
Он оглянулся на голое место, откуда шли следы шин. Кто-то был здесь, наткнулся на Колетту, набросился, накинул веревку, вздернул на дерево, оставил висеть, сам сел в машину и… и…
Она вновь повернулась на ветру.
Ее надо снять.
Он заставил себя дотянуться до тела. До узла осталось лишь несколько футов — непреодолимое расстояние. Кажется, узел уже ослаб, веревка поддается под тяжестью мертвого тела. Неизвестно, как справиться без ножа, без пилы, без какой-нибудь лестницы. Вспомнились острые инструменты в черном крыле. А на кухне? Найдется что-нибудь подходящее?
Он направился к дому, ставя одну ногу перед другой, с максимально возможной скоростью шагая по снегу, и услышал за спиной, как что-то упало.
Остановился и оглянулся.
Веревка оборвалась. Колетта лежала в сугробе, по-прежнему с петлей на шее. Он добрался обратно, наклонился, приготовился поднять тело и услышал… Что?
Что-то. Слабое шипение воздуха, вышедшего из легких.
Скотт сморгнул, вытаращил глаза.
Одно веко чуть дернулось.
— Колетта… — Снова собрался схватить ее, заколебался — вдруг сломана шея — и понял, что готов рискнуть. Если все произошло только что, есть шанс вернуть ее к жизни. — Давай, девочка. Держись. Обожди.