Без окон, без дверей
Шрифт:
Щелк-щелк-щелк…
— Не говорил, что именно?
— Останки, — ответил он. — Кости.
Стук клавиш прекратился. Скотт почуял дуновение холода, вихрем пронесшегося от двери в углу, овеяв каждый дюйм его потного тела, которое вдруг стало совсем беззащитным. За холодным потоком последовал жуткий запах, тошнотворно сладкий, как из коробки залежавшихся шоколадных конфет. Волосы на голове и руках встали дыбом. Он внезапно услышал собственное дыхание, вдохи, выдохи, взаимосвязанные с жизнью, способные прекратиться в любую минуту по многочисленным произвольным причинам.
— Я была
Скотт заморгал слезившимися глазами.
— В «Бижу»?
— Все видела. — Она повернулась, скрестила согнутые в коленях ноги, обхватив их руками, дрожа всем телом. Тоже попала в холодный поток, учуяла зловоние? — Все.
— Что?
— Никогда никому не рассказывала про мать Генри.
— Ты ее знала?
— Это была ничем не приметная местная девушка, мельчайшая пылинка в заднице вечности, а ее мать служила у нас горничной. Они с Оуэном были давно знакомы. И… должно быть… давно умудрялись оставаться наедине.
— Что ты хочешь сказать?
— У нее с твоим братом за много лет до Генри был первый ребенок, мальчик, когда Оуэну было всего шестнадцать.
Скотт открыл рот, не в силах вымолвить ни слова.
— Девчонка сама была несовершеннолетняя. Подозревали опухоль в гипофизе, которая якобы привела к преждевременному созреванию в тринадцать лет, не знаю. Когда он ее обрюхатил, родители увезли дочку и обо всем позаботились.
— Аборт сделали?
— Шел такой слух, но, наверно, она передумала. Через пару лет я в тот вечер увидела ее в кинотеатре с ребенком. Оуэн не видел, пока не побежал по проходу. Там схватил мальчика, но… — Колетта покачала головой, — в спешке споткнулся… малыш выпал из рук… он потерял его из виду в начавшемся пожаре. Бежал и бежал все дальше и дальше.
— И ты это видела? — Объяснение кажется неполным, почти похожим на алиби. — Дружила с той девочкой?
— Шутишь, — хмыкнула Колетта. — Ее мать у нас служила, я считала девчонку куском дерьма, дешевой игрушкой, которую можно сломать и выбросить на помойку. Никто не узнает и даже не огорчится.
— Что стало с ней после пожара?
Колетта опять облизнулась.
— Снова исчезла. Насколько мне известно, объявилась пять лет назад, опять забеременела от Оуэна, родила Генри. После этого ее больше никто не видел. — Колетта тряхнула головой. — Знаешь, что мне особенно запомнилось? Она как бы навсегда осталась в том возрасте, когда он в первый раз ее трахнул. Для своих лет высокая, с нагло выпяченной грудью и бедрами. Помню, переваливалась на ходу вроде голубя. Постоянно носила одно и то же голубое дешевое платье.
Возникшее во внутреннем ухе головокружение распространилось так быстро, что Скотт чуть не потерял сознание.
— Голубое?..
— Угу. Оригинальная форма Армии спасения.
— Как ту девушку звали?
— Ну, хватит трепаться. Давай повторим, — предложила она, дотронувшись до его бедра. — Поехали. На этот раз лучше будет. Спорим, я заставлю тебя завопить.
Он сбросил ее руку, не сводя с нее глаз.
— Как ее звали?
Колетта впервые с начала беседы опустила глаза, поджала под себя ноги, как бы стараясь свернуться в клубок и вообще исчезнуть, почесала некрасивый
— Пожалуйста, не спрашивай, — взмолилась она. — Все испортишь.
— Говори.
— Ты ничего не понял. — Безобразно заплакала, слезы потекли по носу. — Не могу… Если…
— Как ее звали?
Колетта покосилась на компьютер рядом с беспорядочно рассыпавшимися по полу листами бумаги. Жизнь совсем ее покинула. Вот так вот, одним разом.
— Сам знаешь.
— Откуда?
— Ее звали Розмари, — сказала она. — Розмари Карвер.
Глава 37
Оуэн потерял счет выпивке, которой угощал его Ред на четвертом круге. Они приткнулись в углу другого милбернского бара без особой половой дискриминации, где часто подаются сладкие розовые напитки с кусочком ананаса на ободке бокала. В одном конце зала булькал аквариум объемом в двести галлонов, и Оуэн пьяно раздумывал, как себя чувствуешь, когда мир целиком заключается в этой посудине. На дне лежит сундук с сокровищами, да разве золото настоящее?
— Готов повторить? — спросил Ред, стукнув об стол стаканом.
— Мне надо… — «идти» хотел сказать он, но окончание несложной фразы потерялось где-то посередине. Вместо этого Оуэн увидел перед собой новый стаканчик с бурбоном, обычно приятный вид и запах которого вызвал на этот раз легкую тошноту. Бармен наполнил его до краев.
— До донышка, — сказал Ред.
Оуэн перевел взгляд с аквариума на расплывшееся в красноватом тумане лицо Реда на ближнем плане, который сочувственно улыбался, следя за побоищем не на жизнь, а на смерть между командами «Патриотс» и «Редскинс» и время от времени поглядывая на него. Оуэн в данный момент был достаточно пьян, чтобы расспросить о пожарище и поведать о том, что припомнилось во сне о пожаре, но…
Но, возможно, не настолькопьян — что-то остановило его, глубоко внутри посоветовало не затрагивать тему. Почему? Разве Ред не друг? Вроде друг, хотя одновременно кажется, будто на нынешний вечер намечена другая, тайная повестка. Ред намерен его напоить, допытаться, что ему известно про «Бижу».
Зачем?
Непонятно. Из-за своей жены? Чушь. Колетта мужу никогда ничего не расскажет. Хуже всего, что Ред подставляет стакан за стаканом, внимательно следит, чтобы бармен — длинный тощий субъект, которого все зовут «стариком Винсентом», — не запаздывал. Как только они вошли в бар, вручил старику Винсенту платиновую карту VISA и открыл кредит. Еще более или менее трезвый Оуэн разглядел на карточке имя Колетты Макгуайр.
Ничего удивительного. Все полученное Редом после вторичной женитьбы, так или иначе, принадлежит Колетте, то есть городу. Заговаривая о Реде, все вспоминают, что, когда коронер составлял заключение о смерти его первой жены, он был в долгах по уши и приехал с Колеттой сюда без единого пенни в кармане. Машины, дом, костюмы — все связано с Колеттой… и с Милберном. Разорвав эту связь, он лишится остаточных признаков благополучной жизни.
Включая реконструкцию сгоревшего кинотеатра «Бижу».