Без покаяния. Книга вторая

Бритт стояла у окна кабинета, глядя на Тред Эйвон, чьи воды блестели в лучах утреннего солнца. Энтони за письменным столом просматривал бумаги, которые он прихватил с собой на уикэнд. Глядя на искрящуюся воду, она думала об Элиоте и Дженифер. Пользуясь прекрасной погодой последних солнечных дней осени, они отправились в плавание на парусном ялике Энтони.

С тех пор как Элиот покинул Чеви-Чейз, Бритт чувствовала себя весьма странно. Она

слишком много думала о нем, и ничего хорошего это не сулило.

Правда, после похода в зоопарк Элиот вел себя безупречно. Но их отношениям был нанесен непоправимый ущерб. Что бы он ей ни говорил, что бы она ему ни говорила, во всем этом уже не было первоначальной открытости, все их слова призваны были лишь скрывать истинные чувства. И не зная, как справиться с этим, Бритт смущалась и постоянно чувствовала какую-то мучительную неопределенность.

А дело заключалось в том, что Элиот ей нравился… Даже слишком. Все его качества приводили ее в восхищение — ум, чувство юмора, дерзкий взгляд на окружающий мир и потаенная, но сильная страстность, присутствие которой она не могла не ощущать. Она знала, что между ними должна быть дистанция. А ей становилось все труднее эту дистанцию соблюдать.

Их разговор в зоопарке застиг ее врасплох. Ужин в тот вечер прошел для нее тягостно, ее терзала тревога, и не потому, что он еще что-нибудь сделал не так, а из-за собственных чувств и осознания возрастающей опасности. Дженифер устала, так что они оставили ее дома и втроем отправились насладиться китайской кухней в ресторанчик «Золотой дракон». Поначалу вечер казался ей праздничным. Она и Элиот потребляли в обильном количестве пиво «Цин-тао»— при их настроении не очень удачный выбор. Энтони оказался предусмотрительнее и ограничился одной кружкой — ему еще предстояло вести машину.

Бритт чувствовала себя весьма странно, ей хотелось пить еще и еще, хотя она давно уже превысила свою обычную норму. Возможно, присутствие Энтони, такого надежного, спровоцировало ее на то, чтобы позволить себе немного лишнего. Сидела она рядом с ним очень близко, время от времени касаясь его руки. И постоянно очень напряженно ощущала близость Элиота.

Ситуация была весьма возбуждающей, и Бритт нашла, что эта ситуация затягивает ее в себя, как в омут. Стремление к чему-то запретному раздражало, как легкая щекотка, и приятно взвинчивало нервы вопреки всему, что она говорила ему днем. Это было столь необычное ощущение, что она даже не понимала, от чего оно возникает.

Элиот, казалось, полностью владел собой. По ходу беседы он то становился серьезным, то шутил и улыбался. Она старалась не придавать особого значения тому, что Элиот слишком часто обращается к ней, но это были тщетные усилия. И она не на шутку тревожилась, почти не сомневаясь, что он с его проницательностью разгадал ее чувства, столь явно противоречащие ее же дневным заверениям.

После отъезда Элиота с дочкой в «Роузмаунт» Бритт не обрела желанного успокоения. Все, что было, только усилилось, вернее даже сказать — ухудшилось. Она ощущала желание видеть его, однако страх того, что происходит с ней, был сильнее. Она пыталась осмыслить свои переживания, подвергнуть их рациональному анализу, отчего, как она думала, они должны неминуемо разрушиться и развеяться. Но природа подавила эти ее попытки и продолжала искушать чем-то

неведомым, о чем Элиот, наверное, знает лучше ее.

Глядя на реку, Бритт заметила парус, появившийся из-за деревьев, закрывающих часть речной глади. Поначалу расстояние не позволяло разглядеть, что это за лодка. Когда она убедилась, что это они, бесстыдное чувство радости захлестнуло ее.

— Ну вот и они наконец, — сказала Бритт.

— Кто? Наши детишки?

Бритт повернулась к Энтони, заметив иронию его реплики и отсутствие обычной рассеянности. Он медленно встал, отложив бумаги, потянулся, подошел к окну и, обняв ее за плечи, стал смотреть, как южный ветер быстро гонит хрупкий, легко скользящий по воде ялик.

— Ты только глянь! — воскликнул он с каким-то матросским ликованием. — Дженифер, должно быть, на седьмом небе.

— А почему мы с тобой никогда не плаваем? — спросила она довольно резко. — Я бы с радостью поплавала летом, когда мы здесь отдыхали.

— Увы, милая, ты права, упрекая меня. Ведь обещал преподать тебе уроки парусного спорта, да так ничего из этого и не получилось. Может, сегодня попробуем?

— Уже слишком поздно, — сказала Бритт.

— Да, и сезон к тому же кончается. — Он оглянулся и посмотрел на письменный стол как на разрушителя его благих намерений. — Должен сказать, что и этот уик-энд я провожу бездарно. — Он покачал головой. — Знаешь, я ведь даже не вспомнил о теннисе. А раньше, когда приезжал на Восточное побережье, не обходилось без того, чтобы я не сыграл несколько сетов. Наверное, я старею, как ты думаешь?

Бритт посмотрела на него и промолчала.

— Но тебе-то зачем сидеть со мной рядом? — сказал он. — Не вижу причин, почему бы тебе не поплавать.

— Я вполне могу обойтись без этого.

— А я считаю, что тебе обязательно надо развлечься. Возможно, это последний удобный случай, другого до весны может не представиться. Почему бы тебе не взять урок у Элиота? Бог свидетель, он лучше моряк, чем я.

— Нет, — ответила она. — Я хочу, чтобы меня научил ты. У нас будет еще время поплавать вместе.

Он согласился. Но она знала, что говорила все это не вполне искренне. На самом деле ей очень хотелось бы поплавать на ялике с Элиотом. Как это скверно — она научилась врать! Нет, вряд ли Энтони заметил какую-то связь между нею и Элиотом. Догадаться об этом, очевидно, можно, но достаточно ли сильна для этого интуиция ее мужа? Ей непереносима мысль, что она способна причинить ему боль. Нельзя допускать, чтобы его сознания коснулось хотя бы малейшее подозрение. Бритт взяла его руку и прижала к своей щеке, желая, чтобы он почувствовал всю нежность, которую она испытывала к нему. Это было единственное, что она могла сейчас сделать…

Тем временем ялик снова скрылся из виду, и Энтони грустно вздохнул:

— Как я завидую Элиоту. Он обладает тем, чего у меня никогда не было. Как просто, казалось бы, покатать дочурку на паруснике.

— Родной мой, разве ты сомневаешься, что это у тебя еще будет?

Он обернулся к ней и обнял за плечи.

— Прости мне пафос, достойный разве газетной передовицы.

— Нет, милый, не пафос… В том, что ты сказал, прозвучала такая безнадежность. Это печалит меня. Неужели ты думаешь, что я не хочу посмотреть, как ты будешь катать нашего малыша на паруснике?