Без пощады
Шрифт:
А вдруг школьницу кондрашка хватит на пятисотметровой высоте? Причем не на шестом заезде, а с на самом первом? Ведь вагончик-то прозрачный – и сверху, и снизу. Бывали уже такие случаи, между прочим!
Но девчонка проявила бабское упрямство и мужскую волю к победе.
Покупая шесть билетов, она просто-таки сверлила его взглядом! Она возмущалась и совала ему под нос справку из поликлиники со свежими голограммами печатей. Мол, здорова. И физически, и психически. Да и солдаты тоже наседали…
Но главное, самому Палпалычу тоже было любопытно, чем кончится пари.
Ведь не каждому мужику под силу выдержать даже три раза (если только он не пилот какой-нибудь, там у них всякие тренажеры). И уж кто-кто, а Палпалыч это знал совершенно доподлинно.
«Эх, не случилось бы беды», – вздохнул бывалый отставник и нажал на кнопку «Пуск».
Первый заезд. Зрители равнодушно наблюдают за тем, как тележка взмывает ввысь, закладывает виражи, несется в пропасть и снова летит к солнцу. Девчонкины косы ожесточенно треплет недюжинный ветер. Кажется, она закрыла глаза. Ну конечно, ей страшно!
Впрочем, первый раз – это неинтересно. Первый выдерживают все. Даже отпетые хлюзди.
Второй заезд. На лицах зевак начинает проступать нечто, похожее на заинтересованность. А вдруг девчонка не выдержит прямо после второго? Но нет, машет из вагончика рукой: мол, все в порядке. И улыбается.
Третий. То же. И снова машет. Разве что не улыбается. Выносливая, видать.
Когда окончился пятый, зрители взорвались аплодисментами.
А когда вагончик, вдоволь налетавшись в вышине, в шестой раз причалил к стеклянной будке нижней станции, а Таня, бледная как смерть, но все-таки совершенно невозмутимая, ступила на дощатый помост, толпа, которая за время ее полетов стала только больше, восторженно загомонила:
– Ну дает деваха!
– Да она просто зомби какой-то!
– Спорнем, она не человек, а андроид!
– Да какой, в баню, андроид, это же Танька Ланина из четырнадцатой школы!
– Кучу бабок отхватила на ровном месте!
– Ни фига себе ровное место! Кошмар такой…
– Такая бледная, может, ей надо «скорую» вызвать?
Но никакой «скорой» Тане не требовалось.
Она хлопнула дверцей вагончика, уверенно сошла по ступенькам на землю и вполрта улыбнулась Палпалычу, который протянул было ей бумажный пакет.
Пряча в мамину театральную сумочку свой гонорар, который, кисло скривившись, протянул ей щеголь-сержант, Таня как можно громче заявила:
– Я и семь раз могу, товарищи. Кто не верит – готова доказать! Встречаемся в следующее воскресенье на этом же месте. И в это же время…
Призвав себе на помощь все свое самообладание, Таня медленно зашагала по направлению к центральной аллее, следя лишь за тем, чтобы не шататься. На ее лице цвела торжествующая улыбка. Еще бы! Триста терро – за час работы!
В следующее воскресенье она заработала еще триста, накрутив семь рейсов на глазах у двухсот зрителей в форме цвета «хаки». Да здравствуют чудодейственные яйца мафлингов!
Первый летний месяц принес Тане Ланиной восемьсот шестьдесят терро (три воскресенья минус цена билетов и мороженого).
А еще тысячу Таня заняла у дедушки Ильи Илларионовича, главврача военного госпиталя, что располагался в субарктической зоне планеты Екатерина.
Глава 3
Темное время фактических суток
Февраль, 2622 г.
Лагерь нравственного просвещения им. Бэджада Саванэ
Планета Глагол, система неизвестна
Я познакомился с Богданом Меркуловым 21 февраля, на сорок второй день войны.
Поскольку фактические сутки на Глаголе были почти втрое длиннее стандартных, номинальное утро 22 февраля ознаменовалось не привычным для коренного землянина восходом солнца, а, наоборот, наступлением темноты. На западе между черными тучами еще розовела тонкая прожилка закатной ветчины, но восток уже полностью находился во власти звезд и Магеллановых Облаков.
Поскольку по конкордианским понятиям все мы были анерами, то есть иностранцами и иноверцами, принимать участие в молитвах нам запрещалось.
Впрочем, мы не попадали и в категорию друджвантов — «приверженцев лжи», то есть закоренелых грешников, клевретов Ангра-Манью и последовательных врагов учения Заратустры.
Вот если бы кто-то из нас на глазах у клонов позволил себе пнуть собаку… Или, скажем, плюнул в костер… Или, что будет понятно и ортодоксальному христианину, вступил со своим товарищем в интимную связь…
В отношении такого мерзавца заработали бы одновременно оба конкордианских законодательства: светское и религиозное. Преступник автоматически переводился из категории анеров в друджванты, проходил через два суда – заотарское Обсуждение и военный трибунал – и получал два приговора.
Я знаю клонское религиозное право только в самых общих чертах, но, кажется, за плевок в костер заотары вынесли бы наказание – плетей пятьдесят, – то есть дозу, близкую к смертельной. Ну а трибунал пехлеванов, учитывая условия военного времени, скорее всего перекрыл бы эти пятьдесят плетей расстрелом с формулировкой «За подрыв авторитета Великой Конкордии». Правда, это все равно не спасло бы бедолагу от предварительной порки.
Одним словом, мрак. Конкордианские законы лучше было не нарушать.
К счастью, четвероногих врагов заключенного в лагере не держали вовсе, а огонь мы видели только в походно-полевом переносном алтаре, и доплюнуть до него не смогли бы даже самые зловредные.
Однополой любви если кто-то и предавался – хотя лично я твердо уверен в обратном, – то умело скрывал свои сексуальные преступления от лагерного начальства. Ну а почти все прочие зороастрийские грехи и табу отвечали нашей, российской морали. В самом деле, не собирались же мы от нечего делать убивать друг друга, осквернять могилы, подделывать платежные карточки, лжесвидетельствовать и отравлять колодцы!