Без Поводыря
Шрифт:
Понятно, что именно я выбрал. Не от нерешительности, конечно, Боже упаси. Из осторожности. Не хотелось по-глупому терять бойцов, да и собственное здоровье оценивал куда дороже, чем этот несчастный миллион ассигнациями.
Проводник легонько тронул за плечо, отвлекая от воспоминаний. Склонился к самому уху и выдохнул:
– Их шестеро. Скоро уже…
Шесть – это немного. В полтора раза больше нас, но все-таки не так страшно, как могло бы быть. Всего два выстрела каждому…
Скажу сразу – пришлось начать атаку раньше, чем мы планировали. Низенькая, по плечо взрослому человеку, дверь в избушку
Теперь уже никто никогда не узнает, чем именно провинился этот ставший последней жертвой банды разбойник, но я даже на колено привстать не успел, как раздалось сразу три выстрела, и босой рухнул возле саней, марая вытоптанный дворик темной кровью. Тут же заговорили «спенсерки» моих казаков, а я, разом позабыв о собственных планах, рванулся вперед с револьвером в руке. И, клянусь, только неожиданно ослабевшие от долгого лежания в неудобной позе ноги – причина того, что к избе я подбежал не самым первым. Зато именно мне пришлось пристрелить рвущихся с цепи, беснующихся от ярости собак. Жаль их. Они-то уж точно ни в чем не виноваты…
Ветер был слабым и каким-то неправильным, дерганым. Клочья порохового дыма зависали у скатов крыши и отказывались растворяться. Все, что ниже, – было отлично видно, а вот выше – серая беспросветная мгла.
К чести злодеев, разобрались в происходящем они достаточно быстро. Тонко взвизгнул последний умирающий пес, упали возле крыльца трое с разряженными, бесполезными ружьями, и на этом наш минутный успех и закончился. Двое оставшихся лиходеев тут же принялись палить и через приоткрытую дверь, и из тут же разлетевшегося мелкими осколками оконца. Уж и не помню, как я, спеша укрыться от жужжащей смерти, юркнул за собачью будку.
– А вот ща я тя, – прорычал Силантий, высовываясь со своей древней, кажется еще кремневой, длинноствольной фузеей из-за сарая. Несколько пуль треснуло о жерди, просыпав мне на голову щепки, но проводник даже не пошевелился, выцеливая вражину. А потом так бабахнуло, что с покатой крыши сарая сошла лавина. Естественно, прямо на меня – куда же еще?
Откапывался из сугроба в тишине. Силантий улыбался – рот до ушей: попал, – и, шустро орудуя шомполом, перезаряжал свой штуцер. В избушке оставался последний бандит, но указывать четырем стрелкам своего положения он не торопился. Оба моих антоновца, пригибаясь и скользя подошвами так, чтобы скрипом снега не предупредить врага о своем приближении, крались к двери.
Ловко, как какой-нибудь спецназовец, один из моих бородачей кувырком преодолел простреливаемое из открытой двери пространство и тут же замер с другой стороны крыльца. Из избушки раздавались какие-то странные, непонятные звуки. Нам с Силантием пришлось обойти сарай и по следам казаков перелезть сугроб, чтобы приблизиться наконец к оконцу, полагая, что оттуда будет лучше слышно.
Звуки и правда стали четче, но секрета – что же именно делает последний оставшийся в живых душегуб, так и не выдали. Что он там такое громоздкое таскает и чем скрипит.
– Эй ты! Выходи подобру! – крикнул проводник. – Не то дверцу подопрем да и спалим тебя
На несколько минут возня в избушке прекратилась. А потом звонким, мальчишеским голосом, дрожащим то ли от волнения, то ли от страха, разбойник ответил:
– А ну как я карасином деньжищи-то полью, так и палите!
– Там ребенок?! – вырвалось у меня. – Мы тут штурмовать этого мальца, что ли, собрались?
Даже в голову не пришло, что еще недавно этот мальчик наравне со взрослыми активно стрелял в нас из окна. Совершенно спокойно встал и, аккуратно пригнувшись перед низким дверным проемом, вошел в логово трактовых злыдней.
– Ваше превосходительство! – только и успел выкрикнуть кто-то из моих казаков, как я уже был внутри.
В маленьких сенях на земляном полу темнела здоровенная кровавая лужа. И судя по отпечаткам сапог и следу из частых капель, уходящих за порог в саму избушку, Силантий все-таки не убил предпоследнего бандита. Ранил только. И вполне было возможно, что он все еще был в состоянии стрелять. Но мне опять-таки это в голову не пришло. Зато я сразу догадался, чем же тут занимался этот мальчишка: перетаскивал и пытался перевязать своего подельника.
Пацан сидел в углу, прямо на полу, возле хрипло дышащего, испускающего ртом кровавые пузыри богатырской наружности мужика. Одной рукой малец прижимал какую-то светлую тряпицу к ране бандита, а в другой сжимал огромный для его комплекции револьвер Кольта. Ствол так скакал, так дрожал, что у меня и мысли не возникло, будто бы он способен хоть куда-нибудь попасть.
– Кто он тебе? – ткнув в поверженного богатыря дулом «адамса», поинтересовался я.
– Батя, – шмыгнул носом парнишка, годов тринадцати-четырнадцати на вид.
Я оглянулся, но крупных чемоданов – мне казалось, миллион в ассигнациях поместится только действительно в большой – не увидел.
– Соврал? – хмыкнул я. – У тебя тут ни миллиона, ни керосина…
– Сундук в сарае, – слабенько улыбнулся мальчишка. – Вы же за ним пришли?
– Да, – кивнул я. – А ты как думал? Там слишком много, чтобы такое попустить.
– Батя тоже так говорил, – согласился малолетний разбойник. – Глянь, барин. Он будет жить?
Я шагнул ближе, присел перед телом отца этого смертельно испуганного парня и, откинув полу старенькой солдатской шинели, посмотрел на то место, куда попала пуля из фузеи беспалого казака. Пусть я и не дипломированный врач, но уж что ранение пришлось в легкое, причем совсем рядом с сердцем, определить смог. Без немедленной операции в хорошо оборудованной больнице у разбойника не было ни единого шанса.
– Нет, – честно признался я, как бы ни было жестоко это говорить. – Он умрет.
– Ы-ы-ы-ы, – сжав зубы, завыл пацан, утыкаясь носом в темные, давно не мытые волосы отца. – Батя-а-а-а!
– Вставай, пойдем, – позвал я парня, когда он немного успокоился. – Нужно всех похоронить по-человечески…
– Не дам! – рыкнул он. – Он живой! Не дам.
Я пожал плечами и встал. Отдирать силой этого несчастного ребенка от тела умирающего отца не хотелось. Да и что бы я потом с ним стал делать? По закону-то он такой же разбойник с большой дороги, как и все остальные. Везти его в Колывань, чтобы там его в кандалы заковали? Или, того пуще, повесили?