Без права на смерть
Шрифт:
— Командир, в чем разница между человеком и мишенью? — осведомился военный летчик.
— Человек — это ты, а мишени у нас не получились.
— Как доказать, что Лоцман не расстрелял своих актеров и не предал ни себя, ни вертолетчиков?
— Я знаю, — ответил Особому Первому дежурный. — Когда стреляют по мишени и убивают ее наповал, солдат исчезает. Растворяется в воздухе, А человек умирает как положено.
— Проверим? — предложил Шестнадцатый, указав на кобуру с пистолетом у Особого Первого на поясе.
Усмешливые
— Пошел ты со своими проверками! Не дам человека угрохать. Если мы здесь не нужны, мы уходим.
— Катись.
— Идемте, ребята, — сказал Лоцман своим, а затем обратился к Шестнадцатому: — Подумай: разве могут получиться мишени, все похожие на тебя?
Летчик промолчал. За него ответил дежурный:
— В армии не дают стимулятор без расстрела актеров. — Ничего не докажешь. Лоцман повернулся к выходу. На площадь вдруг выкатился желто-коричневый БТР — злобно рыча двигателем, скрежеща гусеницами по асфальту. Зенитный пулемет на крыше смотрел в небо, как будто выискивал какой-нибудь вертолет; впереди торчал перископ с камерой ночного видения. Откинулась кормовая аппарель, по ней из машины выбежали восемь автоматчиков в камуфляже и бросились к крыльцу.
Глава 13
— Руки вверх! Не двигаться!
Двое с автоматами на изготовку ворвались в вестибюль, стали по обе стороны двери. Следом ввалились еще шестеро и — последним — офицер. Лоцман узнал его — он в клубе играл в бильярд и облизывался на Эльдорадо. Его мундир оставался таким же помятым, а лицо изменилось — стало жестче, угрюмей.
— Руки вверх! — приказал он, потому что ни Лоцман, ни Шестнадцатый, ни военные летчики не потрудились выполнить первую команду. Один дежурный дернулся было, но и он, глядя на остальных, опустил руки.
Автоматчики рассредоточились вдоль стеклянной стены. На взгляд охранителя мира, пятеро из них были мишени, а трое — обычные солдаты, похуже сортом.
— В чем дело? — вежливо осведомился Лоцман. — По какому праву вы тут распоряжаетесь?
— Приказ господина полковника. В течение четверти часа освободить помещение — оно отходит на нужды армии. Предупреждаю: при попытке оказать сопротивление мы открываем огонь.
— Помещение занято военной авиацией. — Лоцман соображал, что предпринять. Восемь стволов смотрят на его людей. Их тоже восемь, но вооружены только пятеро; пистолеты против автоматического оружия слабоваты — да и те в кобурах. Сюда бы излучатель, как у Ловца Таи, однако если нечто эдакое появится у Лоцмана в руке, солдаты немедля начнут палить.
— Мне плевать на военную авиацию! — рявкнул офицер. — Очистить помещение!
Командир из него никудышный: не добивается выполнения приказа, перескакивает с одного на другое. К тому же недооценивает противника, полагаясь на восемь автоматов. Лоцман набрал полную грудь воздуха.
— Как вы смеете разговаривать в таком тоне?! — Второй глубокий вдох. — Я офицер, как и вы. — Еще раз вдохнул — теперь можно. Он зажмурился, задержал дыхание, напрягая все мускулы.
Скорей. Скорей же, ну! И перчатки — не забыть перчатки. Слава Богине — получилось.
Он выдохнул, сотворив для каждого автомата по впаянной в ствол заглушке — пусть-ка попробуют стрелять. Одновременно стянул с руки народившуюся белую перчатку и швырнул офицеру в лицо.
— Я вызываю вас на дуэль! — Тот уставился с недоумением.
— Взять! — скомандовал Лоцман, кидаясь на офицера.
Он услышал громкие хлопки: у автоматов разорвало стволы. Охранитель мира сшиб офицера с ног, опрокинул на брюхо, заламывая руки за спину. Неожиданно охватила слабость — аукнулось сотворение заглушек. Он навалился на противника, прижимая к полу; офицер извивался, вырвал из захвата руку; она скользнула к кобуре, офицер дернул застежку. Лоцман саданул его по запястью.
— Гад!.. — Офицер рванулся, едва не сбросил охранителя мира с себя.
Лоцман ударил в шею, под ухом, и враг затих.
Проклятая слабость! Он лежал, уткнувшись лицом в чужой китель, и не было сил приподняться и поглядеть кругом. Зато он слышал: рычание, стук, звон стекла. Крик: «Берегись!» Удар, стон. Удар, глухое проклятие, звук падения. Брякнулся на пол автомат, опрокинулось кресло. Тяжелое дыхание, стон. Всё.
— Командир? — Кто-то взял его за плечи, приподнял; офицера оттащили в сторону.
Шестеро солдат лежали на полу без сознания. Двое исчезли, растворясь в воздухе: чьи-то удары оказались смертельны. Офицер зашевелился на полу, однако вставать не спешил — то ли сил недоставало, то ли решимости.
Шестнадцатый потирал правую руку, дежурный нервными движениями пытался застегнуть воротничок, у которого отлетела пуговица. Особый Первый собирал раскиданные автоматы.
— Что происходит? — В вестибюль торопливо вышел комотряда. — Дежурный, доложите.
— Военные летчики обезвредили отделение противника, пытавшееся захватить помещение, — отбарабанил дежурный, встав во фрунт.
Лоцман стянул с руки оставшуюся перчатку.
— Сэр, — заговорил он, — вы убедились, что в нынешних условиях особая эскадрилья незаменима?
Командир отряда не удостоил его ответом и повернулся к армейскому офицеру.
— Встать! По чьему приказу вы действовали?
— Господина полковника, — отозвался военный, подымаясь. На ногах он держался нетвердо.
Черные усы командира грозно зашевелились.
— Падаль, — процедил он. — Кто вас послал? Отвечать!
— Господин полковник, — повторил офицер.