Без Предела
Шрифт:
— Пожалуй, можно. — Он стер тряпкой излишки краски со спины Жры. — Вставайте, Командующий! Искусство нуждается в зрителях!
Жры встал. Воительница ухватилась за косяк. В том, что Оружейник изобразит нечто страшное, она не сомневалась. Но жуткое существо имело одно очень неприятное свойство благодаря животу Жры.
Вайола присмотрелась и поняла, что на сей раз, глаза существа расположены не один выше другого, как обычно выходило у Сульса. Они располагались на одной линии. Еще бы — ориентирами художнику служила грудь Жры, а соски стали зрачками. Поэтому у монстра был волосатый лоб, не менее волосатый страшный нос и сильно беременный подбородок. Губы, изображенные вокруг пупка были настолько неприличны по сути, что Воительница смущенно отвела взгляд. Она предпочла считать, что чудовище вовсе не намерено
— Ничего себе украшение на шее! Таильмэ вас убьёт! Обоих!
Сульс не понял. Вайола ткнула секирой в пупок орка:
— Губы здесь? Подбородок это… вот это? Ну… а ниже? Что получается?
— Гм. — Оружейник проследил за указующей секирой, а Жры прикрыл самое уязвимое у всех мужчин место. — Да, как-то и впрямь двусмысленно. Но всегда можно сослаться на мое личное видение мира!
Вайола вовсе не считала, что мир расположен там, куда она указывала:
— Сульс! Если Прекрасная Таильмэ убьёт только тебя одного то, что я скажу ноферу Руалону? Лучше молчите оба. Может, она себя не узнает…
— Возможно. — Оружейник окинул портрет на орке оценивающим взглядом. — Женщины часто считают себя красивей, чем они есть на самом деле! В конце концов, этот портрет был моим подарком Жры, а не кому-то там еще! Ложитесь, Командующий, я ещё не закончил с драконом.
Спина Жры снова оскалилась на Вайолу черной зубастой пастью.
— И это… — Вайола отлепилась от косяка. — Пелли тоже не показывайте. Не очнется.
— Конечно. — Сульс величаво кивнул. Он уже знал, что его творчество валит с ног. Сила искусства — величайшая из всех.
— И Даэрос просил большой портрет Жры с драконом. — Воительница, наконец, вспомнила, зачем приходила.
— Непременно! Замечательная идея! Передайте Великому Открывающему Даэросу, что я изображу командующего верхом на нашем большом драконе. Жры, Вы как хотите: совсем верхом, забираясь на дракона или слезая с него?
— Хыдожник рышыт! — Ответил покладистый орк.
Вот за это Сульс его и любил.
Даэрос сидел за Черной Цитаделью и гадал, что у него получилось с подгорьями Амалироса. Одно дело сразу видеть результат, а другое — предполагать. Он уже два года не был во Владениях Темных и не мог точно знать, где что изменилось. Приходилось выбирать по памяти самые безопасные места, где никого не должно было задеть его фантазиями в камне. Таких мест было не много. Он насочинял трещин в полу на самых нижних уровнях, какие только видел в жизни. Там обретались те Дома, которые были у Выползня на особом подозрительном счету. Ну, разве что, кто ногу подвернет. В трех местах на уровнях повыше должны были появиться скульптурные портреты Амалироса, а его внешность Даэрос помнил очень хорошо. Он представил себе Повелителя Темных в предсмертных конвульсиях, распахнувшего рот в безмолвном крике. Вскипевший пеной и вспухший барельефами камень обязан был привлечь внимание, а вывернутые позы скульптур намекнуть на обещание Черного Властелина прикончить Повелителя страшно и больно. И Темные испугаются, и Выползень зайдется в бессильной злобе. Сам же просил испугать, так что он даже претензий предъявить не сможет. Главное — успеть вернуться из похода к Малерне и уничтожить собственные художества. Ликвидировать его Полусветлое творчество Амалирос не мог в виду разницы чистых и смешанных стихий, а чтобы не намекать на себя, уникального и покойного, надо все убрать как раз когда Повелитель будет изображать активную деятельность по изничтожению повреждений. Вот всегда так — стараешься сам, а славой пользуются другие. Значит, через шесть дней он должен выйти за Предел и заровнять всё безобразие, пока Амалирос будет хмурить брови, двигать нетронутый камень и изображать работу Силы прочими способами.
Даэрос вернулся к почти пустому листу. Песни в примитивном орочьем стиле сочинялись с трудом. Первую песню орки уже выучили, и она им нравилась. Под хороший извинь она им тем более нравилась, но если эти поедатели капусты выпьют еще, то вторую точно не запомнят. Муза извивалась и сопротивлялась, не желая заниматься таким непотребством. Ар Ктэль то и дело отвлекался на всякие побочные мысли и ловил себя на том, что хочет писать о звездах. Вот никогда не хотел и считал это примитивным, но стоило только попытаться сочинять что-нибудь ради дела, как они тут как тут — на небе ещё не появились, а в голове так и сверкают. Орки все втроем трагически подвывали припев первой песни и окончательно сбивали с нужного настроя. Вторая песня должна была стать апофеозом орочьей кровожадности, но упрямо не складывалась. Даэрос решил, что с них хватит и одной на первый раз.
Пелли сидела в бывшей комнате Даэроса, которая теперь именовалась книгохранилищем, и дочитывала очередной труд Сестер Оплодотворительниц. Книга на сей раз попалась не полностью бесполезная. В отличие от многочисленных описаний всякой живности и растительности, эта касалась разумных существ и называлась "Сравнительные характеристики народов". До прочтения этого труда, Пелли представляла себе народы несколько иначе и думала, что их гораздо больше. А сочинительница научного труда полагала, что народов всего два: мужчины и женщины. Похоже, что этот или подобный трактат лежал в основе тех взглядов, которые вбивала в голову своей дочери Достойная Кербена. Пелли как раз продумывала, как бы покороче изложить Полутемному брату мысли некоей Сестры Ниармиссе, когда пришел Аэрлис. Младший Арк Каэль закончил сборы — оставалось только получить кулон.
— Не помешаю?
— Нисколько. — Пелли перелистнула последнюю страницу. — Я уже дочитываю. Даэрос должен вот-вот прийти.
Аэрлис устроился на подоконнике и с удовольствием потянулся. Костюм Властелина ему уже изрядно надоел, зато без него сразу становилось легко и свободно. В этом неудобном одеянии он чувствовал себя чуть ли не узником. Спокойно поразмыслить об узнике образа Властелина Темный не успел. Он вспомнил об орках, томящихся в тюрьме и прислушался. Они пели. Пьяные голоса, доносившиеся снизу от Цитадели, множило горное эхо. Похоже, что Даэрос оказался не таким жестоким, как хотел выглядеть. Мяса он оркам, конечно, не дал. Но в их положении выпивка — тоже радость. Аэрлис прислушался и понял, что заунывная песня исполняется не на орочьем и имеет вполне понятное содержание с поправкой на эхо и неумение орков выговаривать длинные непривычные слова.
— Пелли, Вы тоже это слышите? — Темный был поражен таким неслыханным коварством.
— Слышу, конечно. Не слышать громкие вопли в вечерней тишине было бы странным… Мне сидеть еще сто лет причитается… на обед опять трава ожидается… где ж ты воля?… Ой, ты доля моя грустная… Где ж вы эльфы мои мягкие и вкусные? — Пелли повторила то, что смогла разобрать и попыталась снова погрузиться в свои мысли.
— Почему за тонкий вкус гастрономический… стал теперь я заключенный политический? — Закончил Аэрлис. — Но они же не сами это сочинили! Даэроссс! — Младший брат Амалироса шипел не хуже старшего брата.
— Да, и что? — Ар Ктэль вошел в комнату. — И не надо на меня смотреть как на злодея, Арк Каэль. Я предоставил заключенным полную свободу выбора: какие песни петь. Например, я предложил балладу Ар Гаэля "Темная верность", народную Светлую песню "Вечные звезды" и любимую песню твоего брата "Смерть в подгорьях".
— Да каждую из них надо учить месяц! — Аэрлис кипел от негодования.
— А они даже начало слушать не стали. Тогда я предложил им две других. Кто бы мог предположить, что они не выберут первую, с оправдательной мотивировкой?
— Это как?
— Это так: "Меня с детства даже мать не любила, что не день она меня скалкой била. Не любил меня с рождения папа. Папа тоже бил меня, но лопатой". А вот в конце как раз тот самый оправдательный элемент: "А вот если б нас любили и не били, то тогда б мы никого не убили". Но она им тоже не понравилась. Так что поют, что хотят. — Даэрос достал из тайника в стене шкатулку и поставил на стол. — Аэрлис, если тебе не нравится их выбор, сочини что-нибудь сам. Такое, чтобы им пришлось по душе. Но прояви сострадание к заключенным, не заставляй их учить твои песни насильно. А то знаю я вас, Тёмных… Вот, держи свое украшение.