Без работы
Шрифт:
— Денис, — сказала она, — если там не помогут, я тебя заберу к себе, пока ты не поправишься. Помоги тебе Бог. — Медсестра перекрестила Павла.
Крючков замер, раскрыв рот, как оказавшаяся на берегу рыба.
— Что с тобой? — обеспокоенно уставилась на него медсестра.
Помедлив, Крючков произнес:
— У меня есть мать. Только я не помню, где она живет.
— Господи, ты подумай еще, может… — Надежда погладила Павла по голове.
— Я не знаю, — в мучении, зажмурив глаза, сказал Павел.
— Все, нам пора. По дороге припомнишь, — засуетился Сидор Дроздов. Ему было жарко в верхней одежде, он спешил очутиться на свежем воздухе.
Медсестра строго проговорила:
— Сидор,
— Сударыня, не сумлевайтесь, — подражая характерному произношению лакеев времен Александра Островского, ответил Дроздов и, уже обращаясь к Крючкову, проговорил: — О чем задумался, парень? Вперед.
Так началось новое перемещение Павла. Он понимал, что благополучный исход возможен, если удастся восстановить свою память. И те, с кем ему приходилось встречаться до трагического происшествия, могли ему очень помочь. Пока же он сам себе был чужой. Врачи говорили: некоторые явления способны напомнить о прошлом. Существовала надежда. Ведь в его сознании возрождались знакомые образы: места, лица людей. Только все они были подобны осколкам. Обстоятельства жизни опирались на домыслы. Еде находится правда, где вымысел, могли подсказать только значимые воспоминания.
Переступив порог больничного корпуса, Сидор воткнул в уши наушники-«капли» и быстро пошел в направлении города.
На улице было морозно. Снег скрипел под ногами. За почерневшими деревьями погруженного в сумерки парка печально догорал день.
Крючков неотступно следовал за спиной сопровождающего. Временами Дроздов оборачивался и, видя, что Павел не отстает, прибавлял ход. На подступах к железнодорожной станции они чуть не бежали. Но, оказавшись на станции, им пришлось еще сорок минут перетаптываться с ноги на ногу и размахивать руками. Мало того, мозгодробильная музыка чуть не вынесла Сидору мозг. Он не мог выключить плейер, потому что не хотел лезть за пазуху своего пуховика на морозе. К тому же похожая на грохот отбойного молотка смесь оглушающих звуков вызывала у Сидора согревающие телодвижения. Он перестал себя мучить, только когда ввалился в теплый вагон.
Дроздов и Крючков устроились на лавке. Отсутствие раздражающих ритмов наполнило душу Сидора сладостным успокоением, которое подтолкнуло затеять со своим спутником разговор.
— Глянь, какая краля сидит. Сладенькая она, правда? — шепнул Сидор Крючкову и кивнул в сторону рассевшейся на соседней лавке девицы.
Крючков посмотрел на молодую брюнетку, которая увлеченно листала журнал, и кивнул.
Дроздов одобрительно усмехнулся:
— Во… А у тебя когда-нибудь баба была? Или ты тоже не помнишь?
Раскрасневшееся на морозе лицо Павла засветилось еще ярче, стало пунцовым. Он потупился в сильном смущении.
— Ну и реакция, — наблюдая за Павлом, весело констатировал Сидор. — Слушай, а ты уверен, что ты не этот? Ден, ты, часом, не голубок?
Крючков не ответил.
Дроздов продолжал разглагольствовать.
— Потеря памяти тоже разная бывает, — сообщил он. — У старых маразматиков вследствие склероза. Или, положим, отравили человека — подсыпали в спиртное клофелин или димедрол, или по голове настучали. А у тебя вроде и травмы никакой не было.
— Говорят, не было, — ответил Крючков.
— Рассказывали, что ты был рабом, — не унимался Дроздов.
Крючков закусил губу и отвернулся от приставучего Сидора.
— Не помню, — мрачно произнес он, разглядывая проносящиеся огни фонарей за окном.
— Хочешь прикол? — спросил Сидор и, не дождавшись согласия Крючкова, начал рассказывать: — У нас в группе в медицинском колледже учился один парень, который носил женскую одежду. Не юбки там или колготки… Хотя их, может быть, тоже. А просто нацепит женское пальто и начинает всех уверять, что оно унисекс. Короче, эдакий мегапродвинутый голубок. Один нормальный — правильный — парень как-то раз говорит: «Сегодня наш пидорсити с женской сумкой пришел. Показался бы он в таком виде у нас на районе, его бы враз отпинали». Мы его спрашиваем: «Кто такой пидорсити?» А он отвечает: «Это мужик, который одевается в бабское белье». — «Трансвестит что ли?» — спрашиваем. Парень говорит: «Точно! А то приклеилось какое-то пидорсити. А я чувствую, что говорю чего-то не то».
Дроздов внимательно посмотрел на Крючкова, пытаясь определить, какое впечатление произвела его «смешная» история. Павел принужденно улыбнулся.
— Видишь, и у нормальных людей заскоки бывают, — поучительно заключил Дроздов. Медбрат скрыл, что тем самым «правильным» парнем, который жил в гомофобном районе, путал слова, создавая нелепые речевые гибриды, на самом деле был он.
Когда к ним подошли контролеры, Павел безропотно оплатил проезд за двоих и полагающуюся в таких случаях надбавку к стоимости. После чего в кармане нашего героя осталось пятьсот рублей от тысячи, которой снабдила его медсестра Надежда. Сидор был очень недоволен, что они попались.
— Надо было убежать, — переживал он.
В Москве в привокзальном кафе Сидор купил два чебурека, съел их и потом еще разорился на пачку жвачки, жалуясь на омерзительный привкус чебуречного сока.
— Из говна делают здесь чебуреки, — недовольно кривясь, сообщил Дроздов.
Под напоминающим бумеранг козырьком входа станции метро «Красносельская» разыгралась такая история.
Дроздов наскочил на знакомую — пухленькую, розовощекую девушку Марту. С ней в студенческом доме отдыха в прошлом году Сидор встречал Новый год. Началось бесконечное перечисление светлых моментов веселой и разухабистой пьянки: ныряние в сугробы, распитие джина-тоника с Дедом Морозом, совместный стриптиз и спанье под столом. Толстушка и Сидор периодически брали себя за живот и разражались громкими звуками: «А-га-га… О-го-го…» В их воспоминаниях чаще других упоминалась некая Катя, вызывавшая у Сидора чувство восторга. Очевидно, она покорила его своей сексуальностью и раскрепощенностью, к примеру способностью без всяких стеснений прилюдно пописать в слепленный из талого снега горшок.
Когда Сидор услышал, что Марта как раз дожидается Катю, он забеспокоился. Начал расспрашивать: что те намереваются делать.
— Не знаю пока, — отвечала Марта. — Еще подумаем. Но уж точно не кино.
— У меня здесь дело небольшое, — Дроздов с ненавистью посмотрел на стоящего чуть в стороне Павла. — Нужно его проводить. Подождете?
— Долго ждать не станем, — вскинула брови Марта.
— Блин, блин… — забубнил угнетенный боязнью упустить перспективную встречу Дроздов.
— А что, парень сам не дойдет?
Сидор сквозь плотно сжатые губы втянул обжигающий холодом воздух и обратился к Крючкову:
— Слушай, тут совсем рядом. Вон отсюда хорошо видна церковь. Короче, ступай туда и никуда не сворачивай. В церкви найди священника. Как его, черта? — Сидор вынул из кармана бумажку, посмотрел и продолжил: — Отец Федор. В общем, отдашь ему эпикриз. Он с тобой там разберется.
— Хорошо, — смиренно ответил Крючков.
Павел дождался зеленого сигнала светофора и пересек Краснопрудную. Дальше начиналась Нижняя Красносельская улица с перекинутым через железнодорожные пути мостом. Навстречу Крючкову гремел освещенный нутряным светом трамвай. Справа на другой стороне моста торчала церковная колокольня, слева над обрывом тянулся старинный из красного кирпича дом.