Без семьи (др. перевод)
Шрифт:
– Если нашу коровку подоят, – сказал Маттиа, – то нельзя ли будет дать нам молока? Оно пойдет нам на ужин.
Как только судья ушел, я объявил Маттиа две великолепные новости, которые заставили нас забыть о тюрьме: матушка Барберен жива, а муж ее в Париже.
Вскоре сторож принес нам большой кувшин молока – от нашей коровы. Но не одно только молоко было у нас на ужин. Судья прислал нам от себя вдоволь белого хлеба и кусок холодной телятины.
Нет, тюрьма оказалась совсем не такой страшной, как я воображал. И Маттиа думал так же.
– Даровой ужин и даровой ночлег – чего еще желать! – говорил он.
Мы поужинали и крепко заснули в нашей камере.
Глава IV
Матушка Барберен
– Я видел во сне, что мы привели корову к матушке Барберен, – сообщил Маттиа, когда мы проснулись.
– Мне снилось то же самое, – отозвался я.
В восемь часов дверь отворилась, и в камеру вошел мировой судья с нашим другом-ветеринаром, который приехал специально для того, чтобы оправдать нас. И через несколько минут мы снова были свободны!
Когда мы вошли в деревню, нас встретили враждебно и подозревали в воровстве. Теперь, оправданные, мы гордо выходили из нее, и крестьяне, стоя у дверей, дружелюбно провожали нас глазами.
Пока мы торжественно вели по деревне нашу корову, мне пришла в голову одна мысль, и я остановился.
– Я говорил тебе, Маттиа, – сказал я, – что попрошу матушку Барберен угостить нас блинами…
– Как они, должно быть, вкусны! – воскликнул Маттиа.
– Очень вкусны, ты сам увидишь. Но для них нужны мука, масло и яйца, а у матушки Барберен наверняка не найдется ничего этого. Я зайду в лавку и куплю муки и масла. Яиц не возьму – мы можем разбить их по дороге.
– Отлично!
– Так подержи корову. И смотри не выпускай ее.
Я вошел в лавку, купил фунт масла и два фунта муки, и мы отправились дальше.
Хоть я и старался идти медленно, чтобы наша корова не устала, но невольно ускорял шаг. Я был сильно взволнован, мне так хотелось поскорее увидеть матушку Барберен.
– Красивая местность, правда? – сказал я.
– Только деревьев совсем нет, – заметил Маттиа.
– Когда мы сойдем с горы, ты увидишь великолепные деревья, дубы и каштаны. А на дворе у матушки Барберен растет грушевое дерево, на кривой ветке которого я ездил верхом, как на лошади. И на этом дереве растут такие сочные груши! Вот увидишь!
Разговаривая так, мы быстро шли вперед. Еще несколько шагов, и мы дойдем до места, где я просил Витали посидеть и откуда смотрел на дом матушки Барберен, думая, что никогда уже не увижу его.
Ничего не изменилось в долине, она и теперь была совершенно такая же, как прежде. А между деревьями я увидел домик матушки Барберен. Легкая струйка дыма вылетала из трубы.
– Матушка Барберен дома, – сказал я.
Слезы брызнули у меня из глаз, я обнял и поцеловал Маттиа. Капи бросился ко мне – я поцеловал и его.
– Ну, идем быстрее! – воскликнул я.
– Если матушка Барберен дома, то как же мы сделаем ей сюрприз? – спросил Маттиа.
– Ты войдешь к ней и скажешь, что ей велели отдать корову. А когда она спросит, кто велел, я войду.
Мы обогнули гору и снова увидели мой родной дом, на дворе показался белый чепчик.
Матушка Барберен отворила калитку и пошла по дороге к деревне. Мы остановились, и я показал на нее Маттиа.
– Она уходит, – сказал он. – Как же наш сюрприз?
– Мы придумаем что-нибудь другое.
– Что же?
– Я пока еще и сам не знаю.
Спустившись с горы, мы подошли к домику. Я знал, что дверь не заперта и нам можно войти. Прежде всего нужно было поставить нашу Рыжку в коровник. Я вошел в него, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Да, он был совершенно такой же, как прежде, только теперь в нем был навален хворост.
Я позвал Маттиа. Мы быстро сложили весь хворост в один угол и привели сюда нашу корову.
– А теперь пойдем в дом, – сказал я Маттиа. – Я сяду около очага, а ты спрячься с Капи за кровать, когда скрипнет калитка.
С того места, где я сидел, калитка была видна, так что матушка Барберен не могла застать нас врасплох даже в том случае, если мы не услышим скрипа калитки.
Усевшись перед огнем, я огляделся. Милая старая кухня! Все в ней осталось по-прежнему, все стояло на тех же местах, и даже бумага, которой я заклеил разбитое стекло, сохранилась до сих пор, хоть сильно закоптилась и пожелтела от времени.
Мне хотелось взять в руки и осмотреть каждую вещь, но я не решался встать с места, ведь матушка Барберен могла вернуться в любой момент.
Наконец я увидел белый чепчик, послышался скрип калитки.
– Прячься скорее, Маттиа, – сказал я.
Дверь отворилась.
– Кто это тут? – спросила матушка Барберен.
Я смотрел на нее молча; она, тоже молча, смотрела на меня. Вдруг она задрожала, и слезы полились у нее из глаз.
– Господи! – воскликнула она. – Неужели это он… Неужели это Реми?
Я бросился к ней и обнял ее.
– Мама! – воскликнул я.
– Мой мальчик! Мой милый, дорогой мальчик!
Мы долго целовали друг друга и плакали от радости. Наконец, немного оправившись, мы вытерли глаза.
– Если бы я не думала о тебе постоянно, мой милый Реми, я не узнала бы тебя, – сказала матушка Барберен. – Как ты изменился, как вырос!
В это время за кроватью послышался шорох. Я вспомнил про Маттиа и позвал его.
– Это мой брат, – сказал я.
– Значит, ты нашел своих родителей? – воскликнула матушка Барберен.
– Нет. Я назвал Маттиа братом потому, что мы дружны как братья. А это Капи, мой товарищ и друг. Поклонись моей маме, Капи!
Капи встал на задние лапы, приложил передние к сердцу и низко поклонился, что очень насмешило матушку Барберен.