Без семьи
Шрифт:
Значит, я сам должен был отправиться в Париж на розыски того, кто искал меня.
Конечно, известие о том, что у меня есть семья, было для меня неожиданной и большой радостью, но эта радость омрачалась следующими обстоятельствами. Я надеялся отдохнуть и провести несколько дней с матушкой Барберен, поиграть с Маттиа во все свои любимые игры, а приходилось чуть ли не на следующий день снова пускаться в путь.
После пребывания у матушки Барберен я собирался идти на берег моря повидаться с Этьеннетой, а затем побывать у Лизы и сообщить ей новости о братьях и сестре. Теперь же нужно было от всего отказаться и спешить в Париж.
Почти всю ночь я не спал, думал и колебался. То мне казалось, что я обязан сперва выполнить свое обещание и навестить Этьеннету и Лизу, то, наоборот, что я должен идти скорее в Париж и разыскать свою семью. Я заснул, так ничего и не решив, и эта ночь, о которой я столько мечтал, оказалась самой тяжелой и беспокойной из всех оставшихся в моей памяти.
Утром, когда матушка Барберен, Маттиа и я собрались у очага, мы устроили совет. Я рассказал о своих ночных сомнениях.
– Надо сейчас же идти в Париж, – говорила матушка Барберен. – Родители тебя ищут, не заставляй их ждать.
– Значит, решено, идем в Париж. – согласился я. Но Маттиа, казалось, не одобрял моего решения.
– Ты считаешь, что нам не следует идти в Париж? – спросил я его. – Объясни почему.
Он отрицательно покачал головой.
– Я считаю, – ответил он наконец, – что нельзя забывать старых друзей ради новых. До сегодняшнего дня Лиза, Этьеннета. Алексис и Бенжамен были твоими братьями и сестрами и любили тебя. Своей новой семьи ты не знаешь – она ничего для тебя не сделала, кроме того, что когда-то бросила тебя на улице, и ты сразу же ради нее покидаешь тех, кто был к тебе добр.
– Нехорошо говорить, что родители Реми его бросили, – перебила Маттиа матушка Барберен. – Возможно, что у них украли ребенка и они до сих пор оплакивают его, ищут и ждут.
– Этого я не знаю. Но я знаю, что Пьер Акен подобрал умирающего Реми, что во время болезни он ухаживал за ним, как за своим сыном, и что Алексис, Бенжамен, Этьеннета и Лиза любили его, как брата. По-моему, они имеют не меньше прав на его дружбу, чем те, кто по своей или чужой вине потеряли его. Для семьи Акен Реми не был родным, и они не обязаны были о нем заботиться.
Маттиа произнес эти слова таким тоном, словно он на меня сердился. Это меня очень огорчило.
– Маттиа прав, я не могу идти в Париж, не повидав Этьеннеты и Лизы, сказал я.
– Но как же быть с твоими родителями? – продолжала настаивать матушка Барберен.
– Ладно, мы не пойдем к Этьеннете, – решил я, – это будет слишком большим крюком. Кроме того, я могу послать ей письмо. Но по пути в Париж мы зайдем в Дрези и повидаем Лизу. Задержка будет небольшая. Лиза писать не умеет, и я главным образом ради нее предпринял это путешествие. Я расскажу ей об Алексисе и попрошу Этьеннету написать мне в Дрези, а потом прочту Лизе ее письмо.
– Хорошо, – улыбаясь, согласился Маттиа.
Было решено, что мы уйдем завтра. Я почти целый день провел за письмом к Этьеннете, в котором объяснил ей, почему не могу прийти повидать ее, как намеревался раньше.
На следующий день мне уже пришлось распрощаться с матушкой Барберен, но, конечно, эта разлука не была такой печальной, как тогда, когда я уходил с Виталисом. Я горячо обнял матушку Барберен и обещал в скором времени навестить ее вместе с моими родителями.
И вот мы снова идем по большим дорогам с мешками за спиной. Капи бежит впереди. Мы идем большими шагами, торопясь поскорее попасть в Париж.
Маттиа, сначала послушно следовавший за мною, говорит мне, что если мы будем так спешить, то быстро выбьемся из сил. Я замедляю шаги, но вскоре опять ускоряю их.
– Как ты торопишься! – огорченно говорит Маттиа. – Верно, но мне кажется, что и ты должен был бы спешить. Разве моя семья не будет также твоей семьей?
Он отрицательно покачал головой.
Я огорчился, заметив это движение, которое уже не раз замечал у него, с тех пор как речь заходила о моей семье.
– Разве мы с тобой не братья?
– О, что касается нас, конечно, я в этом не сомневаюсь Я твой брат и останусь им навсегда.
– Ну так что же?
– А почему ты думаешь, что я стану братом твоих братьев, если они у тебя имеются, и сыном твоих родителей? Вероятнее всего, они не захотят принять в свою семью такого маленького оборванца, как я, и мне придется продолжать свой путь одному. Но я никогда не забуду тебя, как, надеюсь, и ты не забудешь меня.
– Мой дорогой Маттиа, как можешь ты так говорить!
– Я говорю то, что думаю. Я не могу радоваться, так как боюсь, что нам придется расстаться, а я надеялся всю жизнь прожить с тобой вместе. Я мечтал, что мы не останемся навсегда бедными уличными музыкантами, а начнем работать, учиться, будем настоящими артистами. Я прекрасно знаю, что ты также этого хочешь, но ведь теперь ты не сможешь распоряжаться собой по своему усмотрению.
Тогда я понял наконец причину его грусти. Маттиа боялся разлуки со мной. Он горячо любил меня, думал только о нашей дружбе и не хотел со мной расставаться.
Так как нам нужно было зарабатывать себе на пропитание, то мы часто останавливались и играли в больших деревнях, встречавшихся по пути. Кроме того, мы решили сделать Лизе подарок. В одном из городов мы купили чудесную куклу с полным приданым. К счастью, кукла стоила много дешевле коровы.
После Шатильона мы вышли на берег канала. Его лесистые берега, спокойные воды и плывущие мимо баржи напомнили мне о том счастливом времени, когда я вместе с госпожой Миллиган и Артуром плавал на «Лебеде». Интересно, где теперь был «Лебедь» и его обитатели? Когда мы пересекали канал или шли вдоль его берегов, я постоянно спрашивал встречных, не видели ли они плавучий домик с верандой. Наверно, Артур выздоровел и госпожа Миллиган вернулась с ним в Англию. Однако, завидев издали лошадей, тащивших баржу, я всякий раз спрашивал себя, не «Лебедь» ли плывет нам навстречу.