Без семьи
Шрифт:
Я воображал, что мне стоит только сказать, что я владелец коровы, как мне ее отдадут. Но вместо этого крестьяне окружили нас и начали задавать вопрос за вопросом: откуда мы идем? Где мы взяли корову? Наши чистосердечные ответы их, однако, не убедили, и некоторые стали говорить, что корова, безусловно, украдена и что до выяснения дела нас следует отвести в тюрьму.
От страха, который внушало мне слово «тюрьма», я побледнел, начал запинаться, а так как от бега запыхался, то и не мог ничего сказать в свое оправдание. Между тем появился полицейский. В нескольких словах ему рассказали, в чем дело. Наши объяснения показались ему подозрительными, и он заявил, что задержит корову, а нас отведет в тюрьму.
Я хотел возражать, Маттиа тоже хотел что-то сказать, но полицейский грубо оборвал нас. Тогда, вспомнив о той сцене, которая произошла у Виталиса с полицейским Тулузы, я велел Маттиа замолчать.
Вся деревня шла за нами до того места, где находилась тюрьма. Нас окружили со всех сторон, толкали, ругали и, вероятно, не будь полицейского, охранявшего нас, побили бы камнями как воров и преступников.
Тюремный сторож подвел нас к двери, запертой большим замком и двумя железными засовами, и открыл ее.
Затем нас обыскали, отобрали деньги, ножи, спички, после чего дверь камеры закрылась с ужасающим скрипом. Мы были в тюрьме. Надолго ли, неизвестно! Когда я мысленно задал себе этот вопрос, Маттиа подошел ко мне и, наклоняя голову, сказал:
– Бей меня, бей по голове, бей изо всей силы за мою глупость!
– Ты сделал глупость, а я тебя не остановил, следовательно, я такой же дурак, как ты.
– Я хочу, чтобы ты меня побил, мне будет не так горько. Бедная наша корова! Бедная корова! – И он заплакал.
Пришлось утешать его. Я объяснил ему, что наше положение не так уж плохо. Мы сумеем доказать, что не украли, а купили корову. У нас есть свидетель ветеринар из Юсселя.
– А если нас обвинят в том, что мы купили корову на краденые деньги, как мы докажем, что они нами заработаны?
Маттиа был прав.
– Затем, – говорил Маттиа, продолжая плакать, – если мы даже выйдем из этой тюрьмы и нам вернут корову, можем ли мы быть уверены в том, что найдем матушку Барберен?
– А почему мы ее не найдем?
– С тех пор как ты с ней расстался, она могла умереть.
Я был поражен в самое сердце этим предположением. И в самом деле: матушка Барберен могла умереть. Хотя я находился в том возрасте, когда с трудом веришь в смерть, но уже знал по опыту, что можно потерять любимого человека. Разве я не потерял Виталиса?
– Почему ты раньше не говорил этого? – спросил я.
– Потому что, когда я счастлив, в моей дурацкой голове бывают одни только радостные мысли, а когда я несчастлив – одни только грустные. А я был так счастлив, что мы подарим корову матушке Барберен, что больше ни о чем не думал.
– У меня такая же дурацкая голова, как у тебя, милый Маттиа. Так же, как ты, я был вне себя от радости.
– Ах, наша корова! – плача, восклицал Маттиа. – Бедная наша корова!
Потом он вскочил и, сильно размахивая руками, продолжал:
– Что, если матушка Барберен умерла, а гадкий, злой Барберен жив? Что, если он возьмет нашу корову и заберет тебя самого?
Без сомнения, крики и угрозы толпы, полицейский, тюрьма навеяли на нас такие печальные мысли. Но Маттиа горевал не только о нас – он беспокоился также и о нашей корове.
– Кто ее покормит, кто ее подоит?
Несколько часов прошли в этих грустных размышлениях, и чем дальше, тем мы все сильнее и сильнее отчаивались.
Я всячески старался утешить Маттиа, говоря, что нас обязательно допросят и неизвестно, как еще обернется дело.
– Ладно, ну а что мы скажем на допросе?
– Правду?
Тогда тебя отдадут Барберену или же допросят матушку Барберен, чтобы проверить, не врешь ли ты… И тогда пропал весь сюрприз!
Дверь с грохотом отворилась, и мы увидели пожилого господина с седыми волосами. Его открытое и доброе лицо сразу успокоило нас.
– Вставайте, паршивцы, и отвечайте господину судье, – обратился к нам тюремщик.
– Хорошо-хорошо, – прервал его судья, – я сейчас допрошу вот этого, – и он пальцем указал на меня. – А вы уведите пока другого; с ним я поговорю после.
Маттиа вышел.
– Вас обвиняют в краже коровы, – заявил судья, глядя мне прямо в глаза.
Я ответил, что мы купили эту корову в Юсселе, на ярмарке, и назвал фамилию ветеринара, присутствовавшего при этой покупке.
– Это будет проверено.
– Очень хорошо. Тогда вы убедитесь, что мы не воры.
– А для чего вы купили корову?
– Чтобы отвести ее в Шаванон и там подарить моей кормилице в благодарность за ее любовь и заботы обо мне.
– Как зовут эту женщину?
– Матушка Барберен.
– Не жена ли она того каменщика, который был искалечен в Париже несколько лет тому назад?
– Да, сударь.
– Хорошо, я проверю.
На эти слова я не откликнулся так радостно, как на слова об юссельском ветеринаре.
Видя мое замешательство, судья стал допытываться, в чем дело… Я объяснил ему, что если он будет допрашивать матушку Барберен, то наш сюрприз не получится, и это меня огорчает. С другой стороны, я чувствовал большую радость. Если судья собирается допрашивать матушку Барберен, значит она жива. Затем судья сообщил мне еще одну важную новость; сам Барберен с некоторых пор находится в Париже. Последнее меня окончательно успокоило, и я сумел убедить судью ограничиться показаниями одного только ветеринара.