Без семьи
Шрифт:
– Плыви, плыви! – закричал «учитель».
– Я не нашел выхода.
– Не важно, рытье хода быстро продвигается. Они слышат наши голоса, а мы их. Скоро мы сможем разговаривать.
Я быстро вскарабкался наверх и прислушался. В самом деле, удары кирки раздавались гораздо отчетливее и крики спасающих нас доносились хотя и слабо, но вполне ясно.
Когда первые мгновения радости прошли, я почувствовал, что страшно прозяб. Так как теплой одежды не было, меня зарыли по шею в мелкий уголь, который всегда сохраняет в себе известную теплоту, а дядя Гаспар
– Как ты не боялся нырять!
– Чего же бояться? Обидно только, что я ничего не нашел.
Но, как уже сказал «учитель», теперь это не имело значения. Если мы не будем освобождены через галерею, мы будем спасены через прорытый ход.
Крики становились все яснее. Вскоре мы услышали три слова, произнесенные медленно и раздельно:
– Сколько вас тут?
Дядя Гаспар ответил громче всех; ему было поручено ответить:
– Шестеро!
Последовало мучительное молчание. Без сомнения, наверху надеялись, что нас больше.
– Торопитесь! – закричал дядя Гаспар. – Мы еле живы.
– Ваши имена?
Он перечислил всех: Бергуну, Пажес, «учитель», Гаспар, Карори, Реми.
Для тех, кто был снаружи, этот момент оказался особенно трагическим. Когда узнали, что с нами скоро можно будет разговаривать, прибежали все родные и близкие пропавших шахтеров, и солдаты с великим трудом удерживали их у входа в галерею.
После того как инженер объявил, что нас только шестеро, наступило тяжелое разочарование; но у каждого еще таилась надежда, что среди этих шести мог оказаться его близкий.
Инженер повторил наши имена. Увы! Сбылись надежды только у родственников четырех шахтеров. Сколько горя и слез для всех остальных матерей и жен!
Мы, в свою очередь, захотели узнать, кто еще спасся.
– Сколько всего спаслось? – спросил дядя Гаспар.
Нам не ответили.
– Теперь недолго ждать. Мужайтесь! Не будем больше разговаривать, это тормозит работу. Потерпите еще несколько часов.
Эти часы были для нас самыми длинными и самыми мучительными. Каждый удар киркой казался нам последним. Но за этим ударом следовал другой, а за ним следующий. Время от времени раздавались новые вопросы.
– Вы голодны?
– Ужасно!
– Если вы очень ослабли, мы сделаем буровую скважину и пришлем вам бульону, но это задержит работу. Лучше потерпите, скорее будете на свободе.
– Потерпим! Торопитесь!
Откачка бадьями тоже не прерывалась ни на минуту, и вода продолжала убывать.
– Крикни им, что вода спадает, – сказал «учитель».
– Знаем. Через ход или через галерею, но мы доберемся до вас очень скоро.
Удары киркой стали ослабевать. Очевидно, готовились пробить отверстие, но боялись обвала, который мог задавить нас или столкнуть в воду.
«Учитель» объяснил, что следовало также опасаться воздушного толчка. Как только отверстие будет пробито, воздух может ворваться наподобие пушечного ядра и все разрушить. Приходилось быть настороже. Сверху от ударов кирки сыпались
Странное дело: чем больше приближался момент нашего освобождения, тем слабее мы становились. Что касается меня, то я уже не мог больше двигаться и, хотя мне не было холодно, дрожал с головы до ног.
Наконец несколько больших кусков откололось и упало между нами. Вверху забоя образовалось отверстие, и мы были ослеплены ярким светом. Затем сразу же наступил мрак: сильнейший вихрь затушил лампы.
– Не бойтесь, сейчас зажжем свет! Подождите немного.
Ждать, снова ждать!
Но вдруг раздался плеск воды в галерее, и, обернувшись, я увидел свет.
– Мужайтесь, мужайтесь! – кричали нам. К нам подходили со стороны галереи. Впереди всех шел инженер; он первым поднялся в забой, и я очутился у него на руках раньше, чем успел вымолвить слово.
Помощь подоспела вовремя, я уже терял сознание. Однако я еще почувствовал, что меня уносят и завертывают в одеяло. Я закрыл глаза, но яркий дневной свет заставил меня их открыть Мы оказались на воздухе. В тот же миг что-то белое бросилось на меня – это был Капи Одним прыжком он вскочил на руки к инженеру и теперь лизал мне лицо. Затем кто-то взял меня за правую руку и поцеловал.
– Реми! – произнес слабым голосом Маттиа.
Я огляделся вокруг и увидел огромную толпу, которая стояла двумя плотными рядами, образовав посередине проход. Толпа молчала – было приказано не волновать нас криками, но их взволнованный вид и взгляды были красноречивее слов.
Двадцать рук протянулось ко мне, чтобы взять меня, но инженер, счастливый и гордый своим успехом, сам захотел донести меня до конторы, где для нас были приготовлены постели.
Два дня спустя я уже гулял по улицам Варса в сопровождении Маттиа, Алексиса и Капи, и все встречные останавливались, чтобы поглядеть на меня. Некоторые подходили и пожимали мне руку со слезами на глазах. Другие, напротив, отворачивались. Это были те, кто потерял близких. Некоторые с горечью спрашивали себя, почему спасся этот сирота-ребенок, в то время как их отец или сын погибли в шахте. Некоторые приглашали меня обедать или пойти с ними в кафе.
– Расскажи нам все, что испытал, – просили они. Я благодарил их, но не соглашался: мне вовсе не хотелось рассказывать о моих переживаниях равнодушным людям, которые думали заплатить мне за это обедом или кружкой пива. К тому же я предпочитал слушать рассказы Алексиса или Маттиа о том, что происходило наверху, пока мы находились под землей.
– Я никогда не верил тому, что ты умер, – говорил Маттиа – Я был убежден, что утонуть ты не можешь и, если спасательные работы пойдут достаточно быстро, тебя где-нибудь да отыщут. И я спрашивал всех: «Сколько времени можно прожить без еды? Когда выкачают воду? Когда пророют ход?» Но никто не мог мне толком ничего ответить. Когда инженер назвал ваши имена, я упал на землю и заплакал. Кто-то наступил на меня, но я был так счастлив, что почти не почувствовал боли.