Шрифт:
Глава 1. Пробуждение
Боль. Боль – это всего лишь напоминание организма о том, что последствия вызваны неправильной последовательностью действий. С помощью боли настоящих секретов не узнать. Это они поняли достаточно быстро, и поэтому физические пытки мне не грозят. Но своих планов узнать о том, что мне неизвестно, они не оставят.
Лёгкий толчок означает, что капсулу со мной отправляют в очередное путешествие.
Жидкая тьма окружает и обволакивает. Никаких звуков и никаких зрительных раздражителей: что глаза открыты, что закрыты. Никакого дуновения ветра. Вся окружающая обстановка, если таковой её можно назвать, равна температуре тела, а потому совершенно не ощущается.
В такой ситуации недолго и до галлюцинаций, как в камере сенсорной депривации. Но только моя камера, мой саркофаг летает с ужасающей скоростью. Точной скорости я не знаю, но думаю, что около 30-40 махов. Обывателю цифры скорости, равные 35-50 тысячам километров в час, кажутся недостижимой фантастикой из каких-нибудь звёздных войн или наследия капитана Шепарда.
Большинство людей уверено, что эта скорость выше способностей человеческого организма. На самом деле это не так. Для человека играет роль не сама скорость, а ускорение.
Представьте себе обычное куриное яйцо, которое вы положили в обычную трёхлитровую банку. Если вы резко тронетесь на машине, то яйцо просто размажет о стенку банки…
Ох, как же я давно не ел простой чертовой яичницы! Проклятый плен сведёт меня с ума.
А вот если же вы наполните ведро с яйцом водой и совершите такой же манёвр, то яйцо уцелеет. Конечно, вы расплещете воду, если не удосужитесь закрыть банку. Вы можете закрытую банку с водой опустить в ёмкость большего объёма, и тогда нагрузка, которой подвергается яйцо, будет еще меньше.
Тут схема примерно такая же. Правда, в рассоле плаваю только я. А вот моя капсула уже плавает не в жидкости. Окружающие её магниты возбуждаются в зависимости от вектора ускорения и гасят этот импульс. Если попробовать поднести два однополярно заряженных магнита друг к другу, то сначала это действие будет простым, но с сокращением расстояния влияние их полей будет всё сильнее, и придётся прилагать всё больше усилий.
Еще один лёгкий толчок означает, что мы вошли обратно в атмосферу Земли. Конечно, можно путешествовать как угодно и где угодно, но гиперзвуковые перемещения рядом с поверхностью, во-первых, вызывают много шума, а во-вторых, стоят просто охрененных денег.
А я хоть и ценная персона, но переплачивать никто не станет.
Резкий свет ослепляет, и надевание маски – цирковой атрибут. Теряя счёт времени, во тьме любой, даже самый тусклый свет, ты воспринимаешь ярким.
Маска, тряпичный мешок намокает, когда заводят в зону дезинфекции. Достаточно унизительная процедура, когда ведут, как машину, по конвейеру и в тебя бьют резкие струи воды, моющего средства и опять воды. Даже сушат тебя тепловой пушкой, не давая полотенца, но хотя бы накидывают халат.
Но даже в таком «душе» есть что-то приятное. Именно эти раздражители, ощущение тёплого и холодного и дают ощущение себя. А находясь в саркофаге, словно растворяешься. Не в буквальном смысле. Психика перестает ощущать себя отдельно от окружающего мира. Всё единой температуры. Никаких острых углов. Никакого света. Только ты и твои мысли.
Сейчас уже через ткань мешка на голове, который не просто влажный, а сырой, можно что-то разглядеть. Обрывки помещения.
Вода стекает с «маски» на халат. Кожа покрывается мурашками.
Как же я скучаю по дождю! Я всегда любил дождь. А уж после того как меня поймали, дождь стал моим маяком и символом надежды. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь вернуться, но больше всего я хочу пройтись под дождём и ощутить на себе его капли. Всё равно: будет это тёплый летний дождь или холодный осенний с запахом преющей листвы; будет он блестеть в свете фонарей или вырываться из туманного утра. Вот бы прогуляться по знакомым местам, встретить друзей.
– Ну, сегодня ты у меня заговоришь! – срывая с меня маску, кричит на ухо какой-то лысый, в синей рубашке с закатанными рукавами и брюках.
Конечно, я не заговорю. От меня этого и не требуется. Усаживая меня на стул и пристегивая руки и ноги наручниками, надевают на голову шлем с электродами для считывания мыслей.
Он ходит кругами. Часто стоит за спиной.
Ничего необычного, я не препираюсь. Просто у меня нет языка. Можно назвать это «производственной травмой». Так что без данного устройства диалог не получится.
Возбуждение определенных отделов мозга при помощи уже изученного алгоритма позволяют нейросети визуализировать образы, которые человек воспроизводит у себя в голове. Если работа с образами достаточно сложная и ресурсоёмкая, то со словами всё проще.
И составить предложение машина может без ошибок. Но и в работе с образами прогресс не стоит на месте, правда, алгоритмы уникальны для каждого человека. Но я уже не в первый раз в таких гостях, так что она меня «неплохо понимает».
Конечно, те, кто ведет мой очередной допрос, и те, кто их курирует, отличаются.
Лысый, от которого пахнет сервелатом, дешёвым кофе и сигаретами, вряд ли понимает, что такое machine learning. А вот те, кто следит по камерам и прослушивает наши диалоги, явно понимают и говорят лысому с наушником в ухе что делать и что мне говорить. Но о том, что я считаю его полным кретином, они ему не скажут, а сами посмеются.
Наблюдать на своём опыте как обучается машина – восхитительно. Наверное, нечто подобное испытывают родители, когда их дети делают первые шаги.
Если бы мне удалось отсюда выбраться, то я бы хотел завести себе настоящих детей…
Почему я говорю настоящих? Потому что эта машина, точнее алгоритм, настроенный под меня, есть по сути моё продолжение. Ведь я её учу понимать меня. Нет, я не имею такой цели и такого желания, но это происходит само собой.
Представьте, что вы просите человека нарисовать какую-нибудь картину, например, дом. А он рисует каракули. И вы начинаете ему поэтапно объяснять, что такое дом, какие дома бывают, а потом говорите о том, какой конкретно вы хотите дом увидеть на изображении, сколько в нём этажей, окон и так далее.