Без Сна
Шрифт:
— Нет, со мной все будет в порядке. Мне просто нужно зайти в класс и сесть. Скоро они начнут действовать.
— Ты уверена? Хочешь, я понесу твой рюкзак или ещё что-то?
Я хочу разрешить ему. Все что угодно, чтобы потянуть время. Но видение прошло — теперь я в полном порядке. И моё эго восстаёт против ложной слабости ради парня.
Даже Линдена. Который начал мне нравиться, когда мой возраст достиг двузначного числа.
Этого никогда не случится. Даже если каким-то чудом он был заинтересован, есть те глупые социальные линии, которые практически как каменные стены разделяют нас. Я нахожусь в категории
Но он никогда не пригласит меня на свидание.
И что бы я сделала, если бы он пригласил? Я не могу встречаться ни с кем. Что я скажу этому парню, когда он спросит, почему я всегда такая напряжённая и нервная? Что я всегда на страже из-за нежелательных пророчеств? Да, это хорошее начало для отношений.
Как насчёт того, почему я не хочу идти в кино? Никогда. Почему-то рассказать кому-нибудь, что мне не нравятся тускло освещенные места, потому что, закрывая глаза, мне становится труднее бороться с видениями, даже более стыдно, чем лгать, что я боюсь темноты. Это то, что я должна была рассказать друзьям, которые приходили ко мне переночевать — только один раз, конечно, прежде чем они поняли, насколько я странная, когда они спросили, почему я сплю с включённой лампой у кровати.
Не ночник. Лампа.
— Ты уверена? — спрашивает Линден, и я киваю, ненавидя то, что хочу плакать внутри. Он бросает мне улыбку — настоящую, приятную — и говорит: — Тогда увидимся в хоре.
Я машу рукой и наблюдаю, как он уходит. Хотела бы я быть нормальной.
Но я не нормальная. Я Шарлотта Вестинг, и я — Оракул. Те, о которых вы читали, что они когда-то передавали мудрость и давал советы великим королям и королевам и помогали храбрым рыцарям в их приключениях. Но эти Оракулы существовали давным-давно. Когда они могли действительно раскрыть свои предсказания и использовать их, чтобы сделать жизнь лучше.
Мир сейчас другой. И наша роль другая. Оракулы когда-то работали с лидерами цивилизаций, чтобы создавать, формировать и менять будущее во благо человечества. Но коррупция привела к нескольким бедствиям, таким как падение Римской империи и монгольское вторжение в Китай, поэтому Оракулы отреклись от власти. С тех пор и до сегодняшнего дня Оракулы следовали древнему обету, позволяя будущему происходить самому по себе. Теперь, Оракулы считают, что лучше, чтобы никто не видел будущее. Так что никто не будет подвластен искушению изменить его.
И никто не умирает, потому что у Оракула нет сил противостоять этому искушению.
Грусть проникает в мою грудь, и я её прогоняю. Прошлое остаётся в прошлом. Никто, нигде, ничего не может изменить то, что уже произошло.
Но настоящее? Это то, с чем мне приходится иметь дело. Видения — часть моей жизни — и были с тех пор, как мне исполнилось три года. Как только я смогла, тётя Сиерра начала учить меня, как бороться с ними.
Ребёнок не должен быть обременён знаниями о будущем, она сказала мне, и я пыталась ей поверить, хотя в то время я была взволнована тем, что могу «делать волшебство».
Но теперь я усвоила урок.
Глава 02
Я более чем готова к завершению дня, направляясь на последний урок — тригонометрию. Сегодня мы проводим итоговый тест, и у меня не получается собраться. У меня странное приглушённое ощущение внутри, едва уловимое чувство, которое обычно предшествует предсказанию.
Но сегодня утром у меня было одно, два раза в день довольно необычно. И это предсказание мне кажется странным. Никогда не считала это странным. Странно — это непредсказуемо. Обычно, как только я почувствую, видение следует максимум через несколько минут. На этот раз ощущение длилось почти полчаса и до сих пор, ничего.
Урок почти закончился, когда чернота начинает опускаться от уголков моих глаз, лоб касается моих рук и это облегчает давление, чтобы я могла разобраться с видением.
Несмотря на то, что все мои мышцы напряжены и готовы, это похоже на то, что силы покидают меня, и я стараюсь не дрожать, когда болезненный вес оседает в моём теле.
На этот раз все по-другому. Это давление, которое окутывает всю мою голову. Сжатие, сжатие. Стон нарастает у меня в горле, и я отталкиваю его.
«Оракул никогда не теряет контроль», — голос моей тёти звучит у меня в голове, её слова накатывают, как штормовые волны в моём мозгу, как физическая вещь, пробивающаяся сквозь мой череп, пока я не дождусь, что кости сломаются. Что это?! Отдаленно я чувствую, как пальцами хватаюсь за край стола, и держусь неподвижно, прокручивая каждый прием, которому учила моя тётя, и новые, которые я придумывала сама на протяжении многих лет.
Но это видение слишком сильное. Оно отталкивает мою защиту в сторону, как если бы она была бумажной салфеткой, пытаясь сдержать паническое бегство.
Спустя несколько секунд, я ощущаю бесформенное присутствие пульсирующего предсказания вокруг себя. Я все ещё слышу, как миссис Паттерсон отвечает на вопрос о радиусе сходимости, но её голос всё сильнее отдаляется от меня, и я борюсь с силой, похожей на реку, уносящую меня в вихревом потоке. В моём сознании начинают появляться тени. Затем я падаю, вращаясь.
Нет, нет, нет! Я мысленно кричу, пытаясь сильнее схватить свой стол, а дышать ещё медленнее.
Ни один из моих трюков не работает.
У меня никогда не было такого сильного видения. Даже когда я была младше и не знала, как контролировать их, они не подавляли меня так. Какая-то крошечная часть меня знает, что я в школе, нахожусь в классе, окруженная другими шестнадцатилетками, но в разгар видения это кажется фантастическим, как рассказы о принцессах и драконах.
Затем яркая вспышка света, падающее ощущение прекращается, и я чувствую, как мой желудок переворачивается вверх ногами.
Мои ноги стоят на твердой земле.
Я на школьном футбольном поле.
Здесь темно.
Холодно.
Мои руки покрываются гусиной кожей, воздух липкий и влажный, как будто я стою в густом тумане. Видение тянет меня вперёд, заставляя меня ходить, наклоняя меня так, как оно хочет, будто это живое существо.
Я борюсь с каждым шагом, хотя знаю, что уже слишком поздно. Я всё ещё сражаюсь. Потому что я должна. Потому что Сиерра надеется на это.
Потому что я обязана маме и папе, по крайней мере, попробовать.