Без суда и следствия
Шрифт:
Я захлопнула папку и сказала:
— Я возьму только это.
Кремер посмотрел на меня с каким-то опасливым недоверием (после совершенной подлости он опасался любого подвоха):
— Что вы там нашли?
Не удостоив его ответом, я быстро пошла к выходу. Возле самых дверей я обернулась:
— Я знаю, что, глядя мне вслед, ты можешь только злорадствовать. Но любой подлости приходит конец. За все в мире придется платить. И ты когда-то заплатишь за свою подлость.
Он ехидно скривился:
— Это что? Угроза?
— Да, угроза. И ты ее запомни. Я еще не знаю, как это произойдет, но я говорю тебе: мы вернемся. Это говорю тебе я, Татьяна Каюнова. Кто-то из нас вернется. Либо я, либо Андрей.
И, не дожидаясь ответа, быстро вышла на улицу. Стыдно признаваться в таких чувствах, но
Глава 9
— Где ты пропадала вчера? Я все время тебе звонила!
— Ну… просто гуляла по городу. Врач прописал.
— Что прописал?
— Свежий воздух.
Если бы моя сестра могла увидеть меня в тот момент, она бы точно решила, что я лишилась рассудка. Дело в том, что я лежала на полу, а рядом, примерно на всей территории комнаты, от бумажного вороха не было ни одного свободного места. Меня окружали кипы бумаг. И откуда они только взялись на мою голову? Все это были бумаги Андрея.
Вечером, вернувшись из галереи, я разложила все рисунки, чтобы на каждый из них падал электрический свет. Потом, не выдержав, положила рядом с каким-то из них свою фотографию. Я прекрасно понимала, для чего это сделала. Просто мне хотелось своими глазами увидеть… И не потому, что в моей груди по-прежнему пульсировала и переливалась всеми красками радуги жуткая боль. А потому, что, к своему разочарованию, в лице этой женщины не было абсолютно ничего интересного. Нет, это была не обыкновенная женская ревность. Для каждой женщины вполне естественно утверждать, что соперница всегда выглядит хуже. Но дело в том, что я была бы спокойнее, даже если бы с неясного карандашного наброска мне предстало лицо и фигура фотомодели. Изумительно красивой женщины, во всем превосходящей меня. Впрочем, я никогда не думала, что я уродина. В расцвет моей телевизионной карьеры многие называли меня красивой. Я всегда думала, что обладаю заурядной, обыкновенной внешностью… Но, взглянув на портрет соперницы, нарисованный МОИМ мужем, я впервые подумала, что, наверное, я действительно очень красива. И тем более болезненна и несправедлива обида, которую он мне нанес.
Их было всего пятнадцать, крымских работ. Выполненных на стандартном листе для карандашных эскизов. В каждом из них присутствовало ее лицо.
Очевидно, он посвятил ей целый цикл, решив представить эту женщину такой, какой он ее увидел. Это было невыразительное, низкорослое существо с телом мягкого шарика, напоминающее два розовых бурдюка. Шарик сверху и шарик снизу. И еще маленький — в форме головы. Ни талии, ни бедер, ни ног, один мягкий, растекающийся студень. Она получилась просто некрасивой и толстой. Подозреваю, что она была еще толще и еще некрасивее в жизни. Вдобавок у нее была короткая стрижка. Совсем крохотные, словно обскобленные волосы. Он показал ее прическу до мельчайших деталей, изобразив лежащей на песке, разметавшей по подстилке то, что должно было представлять ее волосы. В основном работы были не очень четкие. Но ее лицо лучше всего смотрелось на одной, выполненной черной тушью. Эта работа была в папке последней. Я держала ее в руках дольше всех. Может, это было странным совпадением, а может, еще чем-то, но лицо этой женщины было мне до невероятности знакомо. Я определенно ее где-то видела. Уже внимательно изучала ее лицо. Где? Каким образом?
Я аккуратно спрятала все рисунки в папку, решив при случае их уничтожить. Я оставила себе только одну — эта работа была мне необходима в моих поисках. Итак, в наличии я имела уже не так мало. Ее лицо. Теперь необходимо было вычислить людей, которые могли знать ее при жизни. Я сказала себе «при жизни», потому что с самого начала подразумевала, что эта женщина мертва, В противном случае в моих поисках не было бы ни логики, ни смысла. Люди. Кто? Снова Кремер? Нет, он мне не подходит. С Кремером Андрей познакомился гораздо позже, после того, как закончил училище и разочаровался в себе как в художнике. Кремер никогда не ездил с ним в Крым. Значит, он не подходит. Друзья по училищу? Я знала их не так много. В те годы вокруг Андрея постоянно крутились какие-то люди. Иногда их было много (несколько десятков в один день, например. Порой у нас часто не закрывались двери — до тех пор, пока Юля не выгоняла всех на улицу), я физически не могла запомнить их имен и их лиц. Всех найти невозможно.
Меня осенило прекрасным утром на следующий день. Прекрасным потому, что животворящая энергия сразу же, как только я встала, стукнула меня по лбу. Мастерская Андрея и тот, кто в ней жил. Так называемый самый близкий его друг по имени Толик. Я пишу «так называемый» потому, что ненавижу друзей. Именно от них происходит все зло в этом мире. Друзья способны разбить самую крепкую любовь, уничтожить наиболее прочный брак и сделать все, чтобы человек не достиг в этой жизни успеха. Я не без причины ненавижу друзей. Именно они так часто — по поводу и без повода — разбивали и сводили на нет всю жизнь Андрея. Потому, что мой муж поддается чужому влиянию так, как никто другой. Это его характер — быть постоянно в чьей-то злой воле. Смутный образ Толика проносился в моей памяти, как видение враждебного существа, несколько раз открыто выразившего мне свою неприязнь на каких-то вечеринках. Разумеется, ничего, кроме ненависти, он не мог ко мне испытывать. Раньше Андрей жил в подвале и гнил вместе с ним, а потом ушел сразу же после моего появления. Как ни старалась, я не могла вспомнить его лицо. И я понятия не имела, как найти его адрес. Постепенно угасала дружба Андрея с ним — до тех пор, пока не исчезла совсем.
По мере того как Андрей из богемного художника превращался в преуспевающего бизнесмена, успешно торгующего подделками и антиквариатом, Толик все реже и реже появлялся в его владениях — до тех пор, пока не исчез совсем. И с течением времени Андрей совершенно потерял его из виду. В поисках адреса Толика я перерыла все записные книжки. В блокнотах Андрея было записано очень много телефонов разных женщин. Я решила потратить час на проведение некоего эксперимента. Я стала звонить по каждому из этих телефонов и спрашивать женщину, имя которой было записано в книжке. Большинство из них оказались дома и сами брали трубку, про других говорили, «она недавно ушла» или «она будет только вечером». Все они были живы. Я не добилась успеха с этим неприятным экспериментом. Но адреса Толика я не нашла. Я не нашла даже человека, способного знать этот адрес.
И тогда я вспомнила про то, что оставалось в запасе, — так называемый последний шанс. Старую мастерскую. Подвал, в котором когда-то жил Андрей. И где прошло наше окончательное примирение после того, как я устроилась работать на телевидение. Андрей отказался от мастерской давным-давно потому, что со временем в существовании такой мастерской просто отпала необходимость. Работа занимала все его свободное время — галерея и школа, дела шли настолько успешно, что ему не нужно было продавать что-то из своих картин. А когда отпала необходимость рисовать, Андрей прекратил заниматься этим. Впрочем, он давным-давно понял, что не сумел реализовать себя как художник. Именно поэтому он превратился в весьма успешного бизнесмена.
Я решила сама отправиться в старую мастерскую. В тот же день я оделась и вышла из дома. Для меня это было святое место. Маленький подвал, где когда-то так по-домашнему уютно теплился зажженный в печке огонь… Место, где мы впервые занимались любовью. Много лет назад. Но я помнила в подробностях все так, словно прошел только один день. И тот момент, как драгоценный сосуд, все эти годы я хранила в своем сердце. Поэтому мне стало по-настоящему плохо, когда я увидела тот дом. Дыхание замерло, и я почувствовала себя так, будто остановилось мое сердце. Прошли годы. И я превратилась из тоненькой, скромной девочки сначала в стильную звезду телевизионного экрана, потом — в бывшую звезду, а потом — в отчаявшуюся и разочарованную в жизни женщину.
Тем не менее я нашла в себе силы войти. И с первого момента увидела, как изменился двор. Вернее, что нынешний двор с моими дорогими воспоминаниями не имел ничего общего. Появились дорогие решетки на окнах, пристройки и мансарды, вывески каких-то контор и большое количество иномарок, начиная от дорогих и заканчивая самыми дешевыми. Подвала уже не было. Вместо него была бронированная дверь с сигнализацией, прикрывающая нутро какой-то конторы. Возле входа поставили две мраморные вазы с живыми цветами. Было дорого, красиво и совершенно для меня неприступно.