Без тормозов
Шрифт:
— Он не чужой, — отвечает Макар, тряся роботом.
— Да, Карина, я не чужой своему сыну, — говорю я твёрдо.
Мальчик ничего не понял из моих слов, он так увлечен мамой, но Карина поднимает заплаканные глаза и смотрит на меня с ненавистью.
— Ты! К чему бы ты не прикоснулся, ты всё разрушаешь! Как будто, дитя малое, незнающее, где границы дозволенного. Макар — МОЙ сын, а ты скоро уедешь туда, откуда припёрся.
— Ошибаешься, Ринка. Я останусь и уже навсегда, нравится тебе или нет, но мы теперь
— Какая еще связь?! Ты бросил меня в положении, попросив на прощание избавиться от «подарка», который принесла в подоле, — шипела она.
— Мак, хочешь посмотреть мультфильм или поиграть на планшете? — спрашиваю я сына.
— Ты не обидишь маму? — интересуется сын, прижимаясь к матери.
— Я приложу все силы, лады? Нам надо поговорить, парень, — улыбаюсь я.
— Ладно, давай мультики, — кивает Макар и идёт за мной.
Карина следует за сыном, перехватывая его за ладошку. Я подхожу к телевизору, включаю телевизор и пытаюсь разобраться в каналах. Мать моего сына вздыхает и перехватывает у меня пульт.
— Снежный, ты, вообще, ничего не можешь! — она щелкает пультом, находит канал «Дисней», потом подходит к сыну, кутает его в сложенный на подлокотнике дивана плед и укрывает им.
— Посиди, пока я с дядей поговорю, ладно? — Карина целует сына в щёку и поднимается, поворачиваясь ко мне.
— Мам?
— Да, милый, — разворачивается она.
— Зак — хороший. Не кричи на него. Мы сегодня были в парке, и я стрелял в тире, а еще у меня теперь много всяких вещей, — делится мой сын, а я горжусь им.
— Ладно, сынок, — говорит она севшим голосом, начиная снова плакать.
— Идем, Рин, — я тащу её за собой в спальню, так как больше нет места, где мы можем закрыться и не пугать НАШЕГО сына разборками.
Мы стоим в полутьме спальни и молчим. Карина вырывает руку из моей ладони.
— Я не отдам тебе сына! Это не игрушки, Снежный!
— А кто сказал, что мой сын — игрушка?! Если тогда был бы уверен, что он МОЙ, то я не оставил его, — разворачиваюсь и смотрю на неё.
— Что ты такое говоришь? Чей же он мог быть?! Мы же были вместе!
— Да… Только не со мной одним.
— Ты совсем умом тронулся?! Хочешь сказать, что я какая-то доступная девка?! — на щеку подает пощечина, жгучая, как крапива. — Мерзавец! Как ты мог такое подумать?
Она плачет и теперь из-за меня, видимо, о себе.
— Мог подумать?! Сложно думать, когда на пороге отцовской мастерской стоит х**, который говорит, что жарил тебя и успешно сделал тебе ребенка, что Вы так счастливы и у Вас большие планы на будущее. Брак, карьера, успех? Госпожа Петровская? — хватаю её за руку и прижимаю к себе. — Как было с ним? Ему яйца и в этом не мешали?!
— Стас?! О чем ты говоришь? Он тут причём? — на лице Карины неподдельная такая растерянность, что явно выбивает
— Стас пришёл ко мне и сказал, что станет твоим мужем и ты от НЕГО беременна, — отпускаю я её.
— Стас не мог такое сказать. Он просто партнёр по танцам. Его пять лет как нет в городе, уехал по приглашению заграницу.
— Не взял тебя с собой, потому что сын мой?
— Урод! Я не спала с ним! Ты несёшь чушь.
— Да? Значит, зря я ему вмазал? Посчитал ребра в его скелете? Гнал, как ошпаренный, отсюда со всем, что у меня было на руках? Звонил тебе и проклинал тебя… и оказывается МОЕГО ребенка? — я осел на край кровати, спрятав лицо в руках.
— Станислав тогда не приходил какое-то время на занятия, а когда появился у него под глазом был желтый синяк… Нет!.. Боги, так это правда? Никакой не бандит-хулиган на него напал?! — Карина заходила по комнате, а я наблюдал за ней, словно, голодный хищник. — Так это был ты?! Он наговорил такое? Но зачем?
— Это ты мне скажи. Зачем? — нависаю над ней. — Что у тебя с ним было, Рина?
— Ничего, клянусь тебе, — искренне отнекивается она, давая мне зелёный свет.
Я впиваюсь в её губы поцелуем, прижимая к своей груди. Я целую и она отчего-то не протестует, будто, ей нужны были мои объятия, эта исповедь, чтобы найти способ отпустить прошлое. Поцелуи превращаются в водопад, унося все тревоги, недомолвки, снимая груз, душивший нас годами.
— Ринка моя! Не отпущу тебя больше! Я скучал по тебе, — шептал я искренне, словно, мальчишка, который из-за неопытности мелет всё, как есть.
— Зак… Зак, — повторяла Карина и плакала, снова плакала.
Мои руки подняли её и уложили на кровать. Я лёг на неё сверху.
— Красивая моя. Хочу тебя! — шептал я, разминая её изящную шею и плечи.
Меня не пугало её опухшее лицо, красный нос, солёные губы и щёки. Она была настоящей, такой беззащитной и в тоже время дающей себя без остатка. Не было сил сдерживаться и я начал раздевать свою первую любовь, так что могла стать последней и вечной.
— Захар, не… надо… Макар…
— Тш-ш, милая, он смотрит мультики, я закрыл дверь. Мы аккуратно, — шепчу я, потому что сил нет терпеть даже миллиметры между нами.
Она всхлипывает, но больше не противится. Раздеваю её, как драгоценный и долгожданный подарок. Она все такая же стройная, как я помню. Бедра стали округлее и грудь больше. Она была белоснежной и изящной. За окном было полнолуние. Так вовремя мне вспомнился сон, в котором мы делили эту же постель. Я провел рукой по её шее и плечам, тыльной стороной ладони дотронулся до сосков. Карина не закрывала глаза, она смотрела на меня, привороженная и обеспокоенная.