Без ума от любви

Эшли Дженнифер

Йен отвернулся и смотрел в окно с таким видом, как будто их разговор больше не интересовал его. Восторженное настроение Изабеллы испарилось, и она выглядела осунувшейся и усталой.

— О, хорошо, Йен, если вы не остаетесь завтракать, я снова лягу спать. До завтра.

Она вышла, не закрыв за собой дверь.

Бет смотрела, как она шла, и ей совсем не нравилось, что Изабелла выглядела такой несчастной.

— Вы можете остаться к завтраку? — спросила она Йена.

Йен покачал головой и встал — сожалел ли он о том,

что надо уходить, или радовался этому?

— Мак ждет меня в своей студии. Он беспокоится, если опаздываю.

— Вашим братьям нравится присматривать за вами.

У нее тоскливо сжалось сердце. Она росла одна, не было ни сестер, ни братьев и не было друзей, кому она могла бы довериться.

— Они боятся.

— Чего?

Йен по-прежнему смотрел в окно, словно не слыша ее.

— Я хочу снова видеть вас.

Вежливые отказы, которые вбивала ей в голову миссис Баррингтон, проносились в ее голове и исчезали.

— Да. Я тоже хотела бы еще раз вас увидеть.

— Я пришлю вам записку с Керри.

— С вашим неизменно изобретательным мистером Керри?

Он ее не слушал.

— Сопрано, — произнес он.

Бет растерялась.

— Простите, что вы сказали? — Она вспомнила статью в газете, которая так взволновала ее в тот день, когда она встретила Мака. — О, то самое сопрано…

— Я попросил Кэмерона притвориться, будто он спорил со мной из-за нее. Хотел, чтобы люди интересовались сопрано и забыли бы о вас. Он рад был оказать мне услугу. Его забавляло это.

Должно быть, люди видели, как Бет входила в ложу Маккензи и, возможно, как он заталкивал ее в карету Кэмерона, устроил публичную ссору, чтобы отвлечь внимание от нее и привлечь его к ссоре в семействе Маккензи, прославившемся своими грязными делами.

— Жаль, — тихо заметила Бет. — Это была прекрасно сочиненная история, а вовсе не то, что произошло в действительности. Я поняла это. И была поражена.

— Почему, позвольте вас спросить?

— Дорогой лорд Йен, компаньонка по найму — последняя личность, которую затрагивают сплетни. Она неряшливо и бедно одета. Она скучна и бесцветна, и именно поэтому никто не хочет взять ее в жены.

— Кто вам это сказал?

— Дорогая миссис Баррингтон. Правда, она выразилась несколько по-другому: «Ты должна быть скромной и незаметной», — сказала она. — Понимаете, так она пыталась защитить меня.

— Нет. — Он смотрел на нее, остановив взгляд на локоне возле ее уха. — Нет, не понимаю.

— Не имеет значения. Вам и не нужно понимать.

Йен снова помолчал, видимо, о чем-то размышляя. Затем он бросил на нее короткий взгляд и, грубо прижав ее к себе, быстро поцеловал.

Не успела Бет опомниться, как он, словно забыв о ней, вышел из комнаты. Бет застыла на месте с горящими губами, пока прохладный ветерок, ворвавшийся в комнату из захлопнутой двери, не дал ей понять, что Йен ушел.

— Дорогая, как

мило, — сказала вечером Изабелла, протягивая руку так, чтобы горничная смогла натянуть на нее перчатку. — Вы и Йен. — Ее зеленые глаза блестели, однако на лицо легли тени. — Мне так приятно.

— Ничего приятного тут нет. Мне не следует вести себя подобным образом.

Изабелла понимающе улыбнулась:

— Что бы вы ни говорили, я буду с нетерпением ждать от вас новостей.

— Так вы едете на бал, Изабелла?

Изабелла поцеловала Бет в щеку, обдав ее ароматом духов.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я убегаю от вас, дорогая? Мне бы не хотелось оставлять вас одну.

— Нет, нет. Поезжайте и повеселитесь. Я немного устала сегодня и рада, что у меня будет время поразмышлять.

Бет хотелось спокойно провести ночь, не чувствуя желания в этот вечер познавать Париж, даже под покровительством Изабеллы. Изабелла знала «абсолютно всех» и охотно и успешно вводила Бет в общество. Изабелла намекала, что Бет — таинственная богатая наследница, приехавшая из Англии, которая, оказалось, прекрасно ладила с художниками, писателями поэтами, окружавшими Изабеллу.

В этот вечер Бет хотелось забыть о блеске и развлечениях. Она запишет об этом дне в своем дневнике, затем ляжет постель и погрузится в мечты о Йене Маккензи. Ей не следовало мечтать о нем, но она старалась об этом не думать.

Как только Изабелла ушла, Бет попросила дворецкого принести ей холодный ужин, затем взяла ручку и стала делать записи в дневнике.

Она начала описывать свои приключения в Париже, лакомясь любимым мясным пирогом, и раскрыла чистые страницы в конце записной книжки.

«Я не знаю, как ему удается пробуждать во мне такие чувства, — писала она. — У него большие и сильные руки, и мне очень хочется, чтобы он положил их мне на грудь. Я мечтаю вложить мои груди в его ладони. Мне хочется ощутить тепло его рук, прикасавшихся к соскам. Мое тело требовало этого, но я сдерживала такие желания, зная, что пока это невозможно.

Означает ли это, что я хочу, чтобы он делал все это со мной в другое время и в другом месте?

Я хочу, чтобы он расстегнул мое платье, расшнуровал корсет и освободил мое тело. Хочу, чтобы он касался меня так, как уже многие годы никто не касался. Я жажду этого.

Я думаю о нем не как о лорде Йене Маккензи, аристократе, брате герцога, который недосягаем для меня, и не как Безумном Маккензи, на которого, перешептываясь, глазеют эксцентричные люди.

Для меня он просто Йен».

— Мадам, — испуганно произнесла появившаяся в дверях Кейт.