Без ума от виконта
Шрифт:
Она что-то тихонько пробормотала и отвернулась от него. Он залюбовался красивой линией ее шеи и плеча. Он хотел поцеловать ее в это местечко, потом коснуться губами прелестного затылочка и продолжить поцелуи, двигаясь все дальше по линии позвоночника вплоть до…
Он выбрался из постели, чтобы отыскать за ширмой ночной горшок. Моттон не позаботился о том, чтобы провести в дом канализацию и соответственно оборудовать туалет, так как больше не жил именно в этом доме, но был счастлив провести здесь последнюю ночь. Оставлять здесь Джейн надолго значило бы истощить вконец
Эдмунд усмехнулся. Да, очень шумной и очень возбужденной. Он хотел бы заниматься с ней любовью медленно, без лихорадочности, без афродизиака, который так ее взвинчивает. Возможно, когда она проснется…
Он направился было назад к постели, однако остановился, заметив на полу листок бумаги. Что это такое? Он поднял листок. Кто-то, скорее всего его собственный дворецкий Генри, подсунул листок под дверь. Зачем? Прошлым вечером он сам отправил посыльного в Моттон-Хаус сообщить всем леди, что Джейн чувствует себя хорошо и что они вернутся сегодня же. Он не хотел, чтобы дамы из-за них волновались. Хотя что они, собственно, подумали бы… вероятно, уже сообразили, что он собирается жениться на Джейн.
В конце концов у него и в самом деле такие планы. Пора ему, как говорят, остепениться. Эдмунд снова улыбнулся, взглянув на нее. Она лежала на спине. Одеяло сползло до самой талии, обнажив прелестные маленькие груди, их розовые кончики манили его к себе.
Он еще раз посмотрел на подобранную с пола бумажку. Генри написал, что Уолфсон сломал себе шею, когда вывалился на мостовую из окна своего кабинета. Что касается Хелтона, то он, воспользовавшись всеобщей суматохой, благополучно ускользнул из дома через потайную дверь и был теперь вне досягаемости.
Моттон пожал плечами. Похоже, что Вельзевул все эти годы был подневольным орудием в руках Уолфсона. Во всяком случае, он уже не представлял никакой опасности для Джейн.
Так, а это что? Эдмунд продолжил чтение обстоятельной записки Генри. Отец Джейн и ее брат Джон вернулись в Лондон и были не слишком довольны его, Эдмунда, поведением. Оказывается, они всю ночь разыскивали его с намерением едва ли не подвергнуть кастрации. Он должен быть весьма и весьма благодарен тете Уинифред и матери Джейн за то, что остался в целости.
— Что это?
А, так Джейн проснулась. Она лежала, опираясь на локоть и натянув одеяло на грудь. Эдмунд бросил записку на письменный стол и подошел к Джейн.
— Почему ты кутаешься в одеяло? Или тебя одолела стыдливость? — Он рассмеялся. — Вчера ночью ты совсем не была стыдливой.
Джейн сильно покраснела.
— Это все из-за проклятого дьявольского напитка.
Эдмунд заметил, что на секунду ее глаза остановились на его приподнявшемся пенисе, после чего Джейн перевела их на его лицо. Она покраснела еще сильнее.
— В самом деле? Только и всего?
Он подступил к ней настолько близко, что мог до нее дотронуться, но не дотронулся… пока.
Ее взгляд снова
Где же она, его острая на язык, колючая, требовательная Джейн?
М-м-м, ему хотелось бы снова почувствовать ее язычок.
Он протянул руку и осторожно сдвинул одеяло ей на талию. Джейн не протестовала, она только еле слышно вздохнула, откинулась на подушку и смежила веки. Эдмунд несколько коротких секунд смотрел на ее молочно-белые, красивые груди и заметил, как вдруг отвердели розовые соски. Неужели предвкушение близости овладело ею так же сильно, как им самим?
Он посмотрел на ее лицо. Глаза Джейн были по-прежнему закрыты, а верхними зубами она прикусила нижнюю губу.
Да, он не ошибся. И может убедиться в этом, если дотронется до местечка у Джейн между ног, найдет его влажным и, значит, готовым принять его. Фаллос Эдмунда еще больше набух при этой мысли.
Он легонько дотронулся пальцами до ее груди, и Джейн втянула в себя воздух, немного прогнувшись.
Он опустил руку.
— Неужели это было только действие дьявольского напитка, Джейн? Неужели ты не испытываешь иного влечения ко мне, кроме желания попасть в мою постель? — Он поморщился. — Или в мою карету?
Она бросила на него быстрый взгляд, потом вдруг крепко зажмурилась, словно боялась смотреть ему в глаза.
— Когда я впервые разделила с тобой постель, это не имело ничего общего ни с какими зельями.
— Да, но в тот раз то была реакция на страх столкновения со смертью. Освобождение от него может быть тоже своего рода зельем.
Джейн нахмурилась. Ей было нелегко размышлять сейчас. Груди у нее болели, между ног она чувствовала дрожь. Тело содрогалось от желания. Почему бы Эдмунду просто не нырнуть к ней в постель и не проделать те же чудесные вещи, какими он радовал ее прошлой ночью? Почему он мучает ее разговорами?
Потому что он не уверен. Она старалась умерить силу своего желания, чтобы обдумать его слова. В его голосе ей чудилась некая уязвленность. Наконец Джейн подняла на него взгляд. Уязвленность читалась и в его глазах, нет сомнения. Уж не слишком ли банальной казалась ему ее похоть?
Но похоть — это для тела, не более, а вот любовь, она для всего в человеке — для тела, для души, для сердца, для ума. Эдмунд нуждается в том, чтобы она ему сказала, что ей необходим он и только он. Джейн снова оперлась на локоть и встретила его взгляд.
— Ты должен понять, что вовсе не одно лишь желание найти рисунок Кларенса втянуло меня в эти поиски.
— Неужели?
Он выглядел удивленным. Мужчины бывают иногда такими глупыми, право.
— Ну конечно же, нет. Это был ты. Я любила тебя годами, Эдмунд, даже тогда, когда ты даже не знал о моем существовании. И теперь я люблю тебя еще сильнее. Если бы это было не так, меня бы здесь не было.
Его улыбка осветила всю комнату, и Джейн почти видела напряжение, исходящее из тела Эдмунда. Он потянулся к ее груди, но Джейн отпрянула.