(Без)условная любовь
Шрифт:
Сын улыбнулся, подошел, поцеловал маму в щеку, она в свою очередь по его щеке провела «против шерсти», языком поцокала…
— Я руки мыть.
— Иди.
— А дядьВаля где? — Андрей крикнул из ванной, вышел потом, воду с рук разбрызгивая, плюхнулся на диванчик в кухне, оглянулся…
Эх… А в детстве большой казалась, просторной даже, а теперь… Их семейство в полном составе точно не поместится уже.
— Тут я, Андрюш, тут! — Валентин тоже на кухне появился, руку протянул, обнял сына жены. — Читал вот, а потом не заметил, как
— Так я вас разбудил, что ли? Знал бы…
— Да брось ты… На том свете отосплюсь, — Валентин отмахнулся, к жене подошел, о столешницу облокотился, залюбовался… На нее и ее проворность, потом опомнился… — Ты с матерью поговорить хотел, наверное?
— Да я вообще приехал, послушать, как жизнь у вас… И у меня в машине что-то барахлить стало, съездил в сервис, посмотрели, вроде перестало, а теперь… Опять стучит… Глянем вместе потом?
— А давай я сейчас гляну, а вы пока с мамой пошепчетесь, давай ключи…
Андрей засомневался, не планировал ведь человека на улицу выгонять, на маму глянул вопросительно, та кивнула, улыбаясь.
— Дай человеку развлечься, Андрюш. А то он не досидит до конца отпуска, на работу рванет снова… Не может без дела…
Пришлось соглашаться, Валентин к машине пошел, Наталья же напротив сына села, залюбовалась в очередной раз… Иногда не верилось даже, что этот красавец — ее сын. На зависть всем, ей на гордость. Умница, трудолюбивый, глаз не отвести, честный. Жаль только, скрытный больно.
— Как дела? Давно не заезжал, я волновалась.
— Ну так звонил же, ма…
— А мне надо, чтобы приезжал… — посмотрела укоризненно, Андрей усмехнулся. Крыть нечем было. — Так как дела? Работы много?
— Не особо, как всегда. Сашка вон новых клиентов нашел каких-то, но сказал, что они на мне уже, после их с Веркой свадьбы разбираться буду, пока он на солнце пузо греть…
— И ты поехал бы. Давно ведь не был нигде. Вот вступительные сдашь — и рвануть можно. Сам или… — не договорила. Наталье очень хотелось, чтобы сын наконец-то привел к ней девушку знакомиться. А еще больше хотелось, чтобы такую, как Катя была…
Она тогда ничегошеньки не поняла. Что произошло? Как разбежались? Зачем? Почему? Снова дрожать начала, вечно сына взглядом искать, бояться… Но он вел себя иначе. Не так, как после Алисы Филимоновой. Замкнулся — да. Не улыбался — да. Но переживал больше внутри, чем снаружи. А потом… Наталья не сомневалась, у сына нет отбоя от девушек, да только… Ни одну больше домой не привел. Ни об одной так не говорил, как о Кате…
— Или, — он же понял прекрасно, о чем мама говорит, улыбнулся, задумался… Идея ведь хороша, на самом деле. Это же мечта — собрать по рюкзаку с Катей и понестись куда-то… Неважно, куда… Куда найдутся билеты. Или на машине вообще. Без плана и продуманного маршрута. Просто нестись, сломя голову, любиться до умопомрачения, рук друг друга не выпускать, пьянеть от того, что свершилось. Наконец-то. Снова, но по-новому. Да только… — Я к тебе за советом, на самом деле, ма…
— Слушаю, — Наталья видела, как по лицу сына разные эмоции ходят. И размечтаться о чем-то успел, и опечалиться по какому-то поводу.
— Смеяться будешь, но… Помнишь Катю Самойлову? — сердце женщины вдруг ускорилось… Страшно было… И надежда зажглась отчего-то.
— Помню, конечно.
— Мы соседи теперь, — усмехнулся. Маме и мыслям. — Ну и тут такое дело… Оказалось, мы тогда запутались сильно. Она думала — я предал. Я думал — она. И не поговорили толком, а теперь… Выяснили все. Я то ли так и не разлюбил, то ли заново в нее влюбился…
— А она?
— Она… Тоже, кажется, но… Жених у нее в Америке. Замуж выходит, — сказал грустно, в глаза заглянул, видно было, что очень нуждается в совете. Иначе не пришел бы. Иначе не поделился…
— Но если она тебя любит, то с ним счастлива быть не сможет. Оба страдать будут…
— Да мне до него пофигу, пусть страдает, — Андрей бросил зло, и стыдно не было ни капли. Не знал он Питера этого. И знать не хотел. Он мог быть миллион раз прекрасным человеком. Идеальным. В стократ лучше, чем он… Но Катю все равно так не полюбит никогда. И счастливой ее не сделает.
— Нельзя так, Андрей, не говори такого… Если он любит нашу Катю — его пожалеть бы в пору, потому что… Вы-то вместе будете, а он там…
— А вот не знаю я, мам, будем ли… Духу не хватает поговорить никак.
— Тебе? Духу не хватает? Вот так новость! Не ты ли к Глебу вышел, когда я только-то и могла, что обиду свою лелеять? Не ты ли первый шаг навстречу сделал, когда вы с Катей только учились любить, раз обжегшись? Меня иногда обратное пугает, слишком много в тебе этого духу. Опасно много…
Наталья от души говорила, Андрей не сомневался. И уверенности ее слова придавали, нужным образом действовали, но не во всем он таким бесстрашным был, как оказалось. Очень боялся от Коти «нет» услышать, когда спросит — останется ли та с ним.
— У нее мама умерла… Через два дня свадьба у Санька с Верой, а потом… Она уезжать собирается. На свадьбу свою уже…
— Не дадим! — Наталья и сама не знала, откуда столько уверенности, но даже кулаком по столу стукнула, чтобы сын не сомневался. Она училась. Каждый день, неделю, месяц, год училась у своих детей. Смелости, уму, веры…
Андрей рассмеялся, не выдержал — потянулся к ее рукам, своими накрыл.
— Не дадим, ма. Ты права. Не дадим…
И не сомневался больше. Раньше казалось, что не до разговоров сейчас, он каждый вечер к себе в квартиру уходил, на завтра откладывая, да только… Куда откладывать-то уже?
Вечером Андрей забрал Катю с Верой из торгового центра, измотанных, с десятком пакетов, зато крайне довольных.
Яшина была довольна настолько, что даже перестала в его сторону смотреть косо и иголки выпускать. Это победа. Однозначно.