(Без)условная любовь
Шрифт:
Но это еще не все — Кот-то устроился только на голове, за что ему огромное человеческое спасибо и лишение еды на полдня, а вот Катя себя, кажется, совсем не ограничивала. Оплелась вокруг него руками и ногами, голову на груди устроила… Видимо, знаний в своей Америке много получила, потому что в семнадцать Андрею это дышать не мешало, а тут… когда и носом проблематично, и полной грудью никак… пришлось просыпаться…
— Мяу… — Кот был обижен, когда его согнали-таки… спрыгнул с кровати на пол, оглянулся, бросил взгляд укоризненный, просочился через дверную щель в
— Паразит, я тебе покажу… — Андрей прошипел, понимая, что Кот ушел, а шерсть осталась — на лице и во рту…
— Не трогай его, он отучится с возрастом… — Катя шепнула сонно, прижалась еще плотнее к боку, рукой нашла его руку, переплела пальцы, потом закинула себе за спину, как бы прося, чтобы погладил…
Андрей усмехнулся, но отказывать и не думал… Погладил — и по спине, и пониже чуть, и в волосы пальцами зарылся…
Откуда-то он точно знал, что этому Котенку нужно. Хотя разве сейчас Котенком назовешь? Кошке. Самой настоящей, теплой, мягкой, нежной Кошке Самойловой.
— Мне иногда кажется, Кать, что Кот тебе дороже, чем я… — Андрей гладил, сам готов был урчать от удовольствия, дождался, пока девушка голову от груди его оторвет, к губам потянется, позволяя поцеловать себя. Почувствовал, что улыбку целует…
— Почему кажется? И почему только иногда, Веселов?
У нее явно было игривое настроение. Как ни странно, игривое. Видимо, не успела вспомнить, как они ночь вчерашнюю провели, что за океаном где-то жених есть, что существует мир за пределами этой квартиры.
— Мяу… — Кот вернулся, поддержал вопрос хозяйки, да только Андрей не собирался на него отвечать. Рывком перевернулся на кровати, подушкой бросил наугад куда-то, чтобы малой не зазнавался, Катю под себя подмял, снова руки в ход пустил — по телу путешествовал, изучая, при этом смотря в ее глаза. Не было там смущений или сомнений, немного страха, много желания… Идеальный взгляд идеальных глаз.
— Только тот, кто безусловно?
И румянец моментальный… Идеальный тоже.
— Только он, — Катя улыбнулась, на локтях приподнялась, поймала его губы своими, сама поцеловала — впервые за время их «нового знакомства». Она-то не сомневалась. Это раньше страшно было, когда тревожные мысли съедали, а теперь… Кому доверять, если не ему? Кого любить, если не его? Чего ждать, если «только тот» — это он? Всегда был и будет. Четыре года доказали. И еще сорок доказывать будут. Как минимум, сорок.
— Жалеть не смей даже, — Андрей предупредил, снова стал целовать, все так же не спеша, но тоже не сомневаясь, чем дело кончится. Вот только…
— Телефон… — Катя в плечи его уперлась, когда поцелуи по шее вниз спускались, попыталась откатиться, Андрей придержал — заволновался отчего-то. Куда бежит? Зачем? Может это Питер ей звонит? Видимо, сомнения на лице написаны были, Катя пояснила тихо. — Насчет Лены звонить могут… Я свой номер оставила.
Парень кивнул, отпустил, позволяя Кате встать.
Она кровать оббежала, мобильный схватила.
— Алло…
Что-то слушала, прохаживая по спальне взад-вперед. Красивая, полуголая. В мелких шортах и маечке со спущенной бретелькой. Не замечает этого даже. Делает шаг за шагом, шаг за шагом, глядя то перед собой, то на него — с улыбкой…
— Да. Это я…
Говорит коротко, а потом снова слушает. И ходит. И смотрит.
— Нет, я не… — голос меняется чуть, она запинается, шаг пропускает, еще один делает, потом снова запинается…
Андрей сполз с кровати, сел на край, прислушался…
На том конце трубки что-то тараторили, но разобрать было сложно, а Катя белела отчего-то…
— Да, я вас поняла, — развернулась, к окну подошла, продолжила слушать, глядя уже в него, рукой же за стеллаж схватилась, будто нужна была опора. Срочно нужна была опора… — Да, мы будем… Да…
Скинула, уставилась на экран своего телефона, дышать стала странно, моргать редко, будто забыла вовсе, что не одна в комнате, и что еще минуту тому настроение игривым было.
— Что случилось, Кать? Кто звонил? — вздрогнула, услышав голос Андрея, посмотрела на него испуганно, не сказала ничего… Несколько нажатий на экран телефона, а потом мобильный снова у уха, а она слушает гудки…
— Алло, Котенок? Почему в такую рань? Суббота ведь, а сейчас и девяти нет… — теперь Андрей каждое слово слышал. И голос Марка Леонидовича узнал. Даже интонацию при желании уловить можно было — и радостная, и тревожная.
— Алло, пап… — у Кати же с интонацией беда случилась. Голос дрожал, слова не давались будто, она смотрела перед собой — на стеллаж, продолжая сжимать одну из его стенок. — Мне из больницы звонили… В которую мы вчера Лену доставили… Сказали… — запнулась, Самойлова еще не произнесла, а Андрей понял уже. Потому что по девичьим щекам снова слезы побежали… Потому что… — Лена… умерла?
Даже не сказала, а будто вопрос задала одновременно обоим — отцу и Андрею, на которого посмотрела прежде, чем опуститься на стул. Ведь ноги держать отказались…
Катя выпала из жизни на неделю. Андрей ее не видел, не слышал, переживался, но… Не до него ей было. Совсем не до него. Оставила ключи, попросила за Котом присмотреть, пока она… будет хоронить мать, а потом уехала с Марком куда-то…
О помощи не просила, говорила с трудом, сама умирала, кажется, и он вместе с ней. Но иногда лучшее, что мы сделать можем — не лезть и не мешать, поэтому Андрей пытался смириться. Она имеет право.
Сама же Катя… Будь у нее опция вычеркнуть из памяти любые семь дней, которые были прожиты, она вычеркнула бы эти. Не страшные моменты детства, когда боязно за жизнь свою было, не первые дни после предательства Андрея, когда душа разрывалась, а эти. Когда в ее мире был только Марк и осознание, что Лены больше нет…
Они вдвоем ездили в больницу, в морг, в полицию, договаривались, объясняли, доказывали… В доме Самойловых стало тихо-тихо, Поля с Леонидом не понимали, почему Катюша вдруг к ним переехала и стала плакать часто, а взрослые… Им больно было смотреть, как у ребенка сердце рвется, но не все в их силах, к сожалению.