(Без)условная любовь
Шрифт:
— Четыре года тому, зайка. Это четыре года тому было, да и вы же не разобрались тогда… Разъехались просто, даже не поговорив… — Марина старалась говорить тихим, спокойным голосом, незаметно поглаживая Катю по спине.
— А о чем нам говорить было? Я же все своими глазами видела. Переписку это, запись, а когда спустилась, внизу они воркотали…
— Но, может…
— Не может, Марин. Ничего там быть другого не может. Он любил свою Филимонову, а меня использовал временно, чтобы она приревновала хорошенько. Видимо, добился своего…
— Так почему тогда они не встречались после
Катя глянула на Марину с обидой во взгляде, а потом отвернулась.
Не нравилось ей, что старшая Самойлова сейчас пытается в адвоката дьявола играть.
— Это меня не интересует уже. Меня вообще он не интересует. Вот только лучше было бы, если нам встречаться не приходилось.
— Коть… — Марина окликнула самого настоящего ершистого Котенка, дождалась, пока та взгляд на нее переведет, улыбнулась грустно… — А может это судьба? Может она вам второй шанс дает? Ты же за столько лет не смогла ему замену найти… Подожди, не перебивай… Такую, чтобы сердце пело, как в семнадцать. Вот и он, может, не смог… А теперь вы снова встретились. И вам хотя бы с обидами своими разобраться для начала, а уж потом…
— Он даже не извинился, Марин. Даже не извинился… Он не считает, что тогда плохо поступил со мной. Наоборот, еще и меня обвинить пытался…
— То есть, если бы он извинился, ты…
Кате захотелось язык прикусить. И зачем ляпнула? Теперь Марина не отстанет ведь.
— Я согласилась бы с ним жить по соседству и просто по-человечески общаться. Это все. И не смотри на меня так. А что касается моей неспособности ему замену найти… Зря ты так. Все я нашла…
Спорить дальше и что-то доказывать Марина не стала. Зачем, если обе понимают, что сказано это было больше для сохранения твердости своих убеждений… в своих же глазах?
— А вот это, думаю, Сережу больше всего порадует, — прекрасно осознавая, что разговор продолжать смысла нет, Марина решила перевести тему. Встала с кровати, опустилась на колени, пошарила под ней, с шуршанием достала оттуда коробку, открыла… — Больше звездного неба он любит только Звездные войны, вот мы с Леней и решили, что космический шаттл ему крайне необходим. Он пока разобран, но будет, чем заняться, пока лето…
Марина улыбнулась, Катя улыбкой же и ответила. Подарок действительно был отличным. Как и все в этой комнате. Вот только сосредоточиться на этом младшая Самойлова теперь не могла…
В голове крутилось это «за столько лет не смогла ему замену найти… такую, чтобы сердце как в семнадцать пело…».
Правда это была. Чистая правда, пусть и горькая. Не смогла, хотя пыталась, чего уж греха таить? Но разве ж это грех, когда тебя предали и ты стараешься снова жить научиться?
Первый год в университете Катя провела, даже не задумываясь о том, что вокруг нее много замечательных парней и один из них мог бы помочь напрочь забыть о трагической первой любви. Ей было просто не до того. Самойлова ушла с головой в учебу, а еще бегала на приемы к психологу — из иммигрантов, которая, казалось, помогла ей во многом разобраться, многое простить и отпустить. Но вот в чем парадокс — даже Лене ее грехи отпускать было проще, чем Андрею… его… один…
Желания
Исключение — ее семья. Самые родные неродные люди, которые никогда ничего не обещали, а просто делали. Уже в Америке к Кате наконец-то пришло осознание своего заблуждения насчет роли в большой семье Самойловых. Здесь не бывает лишних людей. Здесь все — необходимые. Каждый — центр вселенной тех, кто окружает. Независимо от того, кем он был рожден и как в эту семью попал.
А еще только в Штатах прошел страх «повторить судьбу матери». Они все же разные люди. Очень разные. И ее образ навсегда останется тормозом для Кати в ситуациях, несущих риск, вот только… Такая мать — не повод запрещать себе жить.
Но вот что касается парней… доверия к ним не было. Исключение было единственным — Питер. Он всегда был особенным для Кати. Близким по духу, теплым, искренним. У психолога на приеме Катя не плакала — приходила туда с чувством опустошения, выходила — с надеждой, а вот на плече у Питера… Было пролито много слез. И по Андрею, и по учебе, и по собственной надуманной глупости.
Он никогда не отказывал в поддержке, рвался даже полететь в Украину и там поговорить с Веселовым по-мужски. Катя еле отговорила — не хотела разборок. Хотела просто забыть, перестать бояться и начать заново.
Рискнула уже на втором курсе университета. Это был одногрупник, которому очень приглянулась милая Китэн с забавным акцентом. Видимо, ей суждено было всегда оставаться Котенком — независимо от страны и возраста. Даже тут, в Америке, эта кличка приклеилась к ней намертво.
Одногрупника звали Льюис. Он был местным. Очень солнечным и милым парнем. Видел, что девушка относится к нему насторожено, но все никак не мог понять, в чем причина. Он-то повода не давал. Добивался внимания долго и самоотверженно, не имел злых помыслов. Его даже Питер одобрил, с которым Катя обсуждала и эти свои сомнения. Вот только… страх оказался сильнее. Они не повстречались с Льюисом и месяца, сходили всего на пяток свиданий, как Самойлова пошла на попятные. Без объективных на то причин. Даже какого-то маленького повода, за который можно было бы зацепиться, не было. Просто… Не Андрей. Не тот, который предал. Тот, который еще любил… или делал вид?
После Льюиса были еще трое совершенно разных парней-попыток. Рокер с хаером и добрейшей из душ, фотки которого заставляли Марину хвататься за сердце, а Марку и вовсе не показывались. Хороший друг Питера, который «подходил маленькому Котеночку идеально», как считал чех. А еще Макс — выходец с родины, чья семья переехала в Штаты годом ранее и привезла с собой немного «родного воздуха», который так манил Катю… Вот только раз за разом ничего не получалось, ведь Катя трусливо сбегала.
Ненавидела себя за такое детское поведение, но легче было ненавидеть, чем бояться… влюбиться, привязаться, поверить, что безусловно, а потом снова страдать. Хотя и «страдать» тут — довольно легкомысленное слово для тех ощущений, которые однажды уже пришлось испытать маленькому Котеночку.