Бездомный
Шрифт:
Максим раскрыл рот шире некуда и так и опустился возле Дины на палас. Она хотела еще что-то добавить, но встала, обняла и притянула его к себе. Наконец, он собрался с мыслями, думая о том, как в этой жуткой фантасмагории зацепить одно происшествие за другое. Наконец он собрался.
– Но ведь ты вроде говорила… что как только старичка найдешь… меня. как бы. того. побоку. Что нельзя непорядочно продаваться. А кстати, где твой супруг?
Дина подошла к зеркалу и закрыла лицо руками.
– Нет его больше. Умер он… во исполнение своей последней любви, – сказала она с неподдельными слезами
Ночью, в постели, Максим долго слушал ее рассказ о коротком романе с сумасшедшим миллионером, держателем фиолетовых роз в эванстонском саду за каменным забором, и, наконец, вставил слово:
– А знаешь… Сэм-то тебя не обманул.
– Ой, а в чем он должен был меня обмануть-то, Максимушка? – лукаво уставилась на него Дина.
– В том, что письма писал не он.
Дина опешила.
– А кто же тогда? Уж не ты ли их за него писал, за романтика моего старчески ненаглядного? Нет, дружок. Он это был, он. И в последние минуты, когда сердечный приступ с ним случился, я от него ни на шаг не отходила. Нотариуса вызывали, и священника вызывали. Так он тому священнику перед смертью как на духу исповедался, что так у нас все и было – и письма, и розы, и любовь. Так что и делу конец, а кто слушал… голубец.
– Неужели голубец? – воскликнул Максим. – В оригинале-то по-другому было!
Дина страстно обняла его.
– Да не все ли равно, как там, в оригинале было? Главное ведь, что теперь будет у нас.
… Утром Максим пообещал Дине вернуться к обеду. Подъехав к своему дому на Шеридан, он припарковал машину на неожиданно освободившемся пятачке у тротуара, но не стал подниматься в свою студию, а пошел к озеру.
Солнце всходило над водой кипящей белой кляксой. Одинокая чайка то почти вертикально взмывала вверх, то, замерев, долго парила над водой в солнечных блестках. Максим посмотрел вниз, в солнечную воду, и увидел там свое отражение, трепещущее под легким ветром. Он начал вспоминать стихи, написанные им давно, но вспоминал их с трудом, как надежно потерянное прошлое:
Меня Бог обрекает на поиски хлебаНа размеченной, скованной небом планете.Я смотрю на себя в это чистое небо,Уходящее вниз в перевернутом свете.Поднявшись в студию, он сел за компьютер и удалил письма, которые писал Дине, выдавая себя за старичка-инкогнито из Эванстона.
Звонок в Компьюсофт – ближайший поезд увозил его в Сиэтл.
2002, 2007. Бостон – Москва
1. “Being forty means being twice as sexy as you were when you were twenty” – Быть сорокалетним означает быть вдвое сексуальней, чем когда тебе было двадцать.
2. “First Chicago Bank. Y2K. We can do it” – Первый Чикагский Банк. 2000 год. Мы можем это сделать.
3. Буффало Гров (Buffalo Grove) – северо-западный пригород Чикаго.
4. Лейк Шор Драйв (Lake shore drive) – “Проезд по берегу озера” – шоссе, идущее на север от центра Чикаго.
5. Эванстон (Evanston) – ближайший северный пригород Чикаго.
6. Оук Парк (Oak Park) – западный пригород Чикаго. Место рождения Э. Хемингуэя.
7. chemistry – доел. “химия”.
8. “Your eyes are like black roses in my last spring” – Твои глаза подобны черным розам в мою последнюю весну.
9. “I will treat you like the Queen in my royal garden” – Я буду обходиться с тобой как с королевой в моем королевском саду”.
10. “I will be the loyal dog at your toes” – доел. “Я буду преданной собакой у пальцев твоих ног”.
11. “L'Etranger” (Посторонний) – новелла А. Камю.
12. “Les Miserables” (Отверженные) – роман В. Гюго.
Превратности судьбы и последний день Вектора К
Рассказ
Вектор открыл глаза и взглянул на маленький будильник, стоявший рядом с кроватью на раскладном деревянном стульчике. Красная секундная стрелка плавно скользила по циферблату, обгоняя зеленые – цифровую и минутную.
“Этот будильник на распродаже. Два доллара девяносто девять центов, а с налогом три доллара девятнадцать центов. Звоночек мелодичный, щебечет как малиновка. Прекрасная вещь, хоть и сделана в Китае”, – вспомнил он слова Латиши, продавщицы- негритянки в магазине “Товары за доллар”, когда она вставляла в будильник пальчиковую батарейку.
“Неплохой способ знакомства, купить в магазине что-нибудь дешевое, а потом пригласить продавщицу в дорогой ресторан, не так ли? А как у вас в России вообще знакомятся?” – вспомнил он потом ее слова в ресторане “Мейдер”, куда он пригласил ее вечером.
– В России знакомятся по-разному, – ответил Вектор.
– Я знаю, что такое вектор, – смеясь, заметила Латиша, – Вектор – это из математики. В конце концов, я учусь в Школе Инженеров. А еще Вектор – это такая стрелочка, символ самца, то есть, представителя мужского пола. Кружочек и стрелочка сбоку. Да ты и сам это знаешь.
– Ты совершенно права, – подтвердил Вектор.
В его советском загранпаспорте, с которым он въехал в Америку десять лет назад, в графе “имя” стояло “Vyktor”, но по ошибке клерка иммиграционного департамента, заносившего данные Вектора из анкеты в компьютер, когда Вектор подавал заявление на статус постоянного проживания, вместо буквы “у” в имени появилась буква “е”. Потом клерк постарался и над фамилией, – в загранпаспорте было написано “Kyish”, но в компьютере появился “Kysh”, что произнести по-русски можно было не иначе, как “Кыш”. С тех пор Вектор намеренно произносил свое имя так, как оно было написано во всех его последующих американских документах.
После аперитива Вектор заказал две порции гигантских креветок и два бокала шираза. Латиша вонзила белоснежные зубы в белую мясистую плоть креветки и заметила, что с русскими еще не знакомилась, а жаль – такой обед у нее второй раз в жизни, и что ее последний бой-френд был ужасный скупердяй, хоть у него папочка и адвокат в Нью-Йорке.
После обеда они шли по мокрым улицам Милуок с прилипшими к асфальту красными и желтыми листьями. Был конец ноября.
– Если хочешь со мной встречаться, то я не против, – сказала Латиша и побежала к своему общежитию, которое было в двух минутах ходьбы от дома Вектора.