Бездомный

Ну, зачем выходить на лестничную площадку? Добро бы надо мусор вынести или, там, шум какой… А то ведь просто так, открыл дверь и шагнул в холодный полумрак. А дверь, которая только что спасала от потустороннего, задверного шевеления, захлопнулась, мягко клацнув замком. И сразу полутёмная площадка нехорошо ожила. Из-за помойного ведра, общего для всей площадки, одна за другой принялись выползать мокрицы. Не слишком большие, полметра каждая, они горбили сегментированные спины, перебирали многочисленными ножками и бесцельно двигали жвалами,

На мгновение я, чуть не физически, ощутил, как жвалы будут понемножку откусывать от меня, пачкая тело чёрным ядом, и я начну, ещё живой, перевариваться, прямо здесь, на лестничной площадке. А соседи, которые выйдут из квартир поутру, разумеется, ничего не заметят. Они будут перешагивать через то, что останется от меня, а, встречаясь около лифта, жаловаться на вонь. Наверное, скажут они, на лестнице опять ночевали бомжи.

Кидаться к захлопнувшейся двери поздно, там махонькая полупрозрачная змейка обвивает дверную ручку, ожидая, кто коснётся её. Змейка отлично мне знакома. У неё множество наименований: ледяная змейка, полуядовитая, а чаще, попросту: полузмейка. Полузмейка не кусается, она жалит. Ткнёт острым носиком, и ты застынешь, замрёшь в ледяной неподвижности. Через полчаса или час всё пройдёт, но к этому времени неторопливые мокрицы объедят тебе ноги до колен.

Это ещё не всё, что может появиться на лестничной площадке, если против воли очутиться там в предвечерний час.

Пора уносить ещё не объеденные мокрицами ноги.

Отпихнув самую шуструю многоножку, я скинул тапочки и поставил босую ногу на воздух, примерно в полуметре от пола. Придерживаясь за стену, натужно оторвал от пола вторую ногу и окончательно встал на воздух, бросив тапки на растерзание копошащимся мокрицам.

Расставив руки, словно на тонкую проволоку влез, неуверенно шагнул. Воздух пружинил, грозя в любую секунду прорваться. Мокрицы копошились внизу, их было уже очень много — чистого пола не видать. На завитушках перил объявилась вторая полузмейка, тянула головку, стараясь достать.

Путь по лестнице закрыт: спускаться можно, только держась за перила, иначе не устоишь на покатой воздушной поверхности и съедешь прямиком в распахнутую пасть лягушария, что облюбовал площадку полуэтажом ниже. Задние лапы лягушария вросли в истоптанный камень пола, прыгать он не может, но если сам спустишься к нему, то не обессудь.

Оставалось окно. Страшно, седьмой этаж, но торчать на лестнице, ожидая, пока воздух провиснет, и мокрицы вцепятся, — хуже.

Доковылял к окну, лёгким толчком распахнул рамы. Пригнувшись, шагнул в пустоту за окном.

Детский кошмар: будто шагаешь из окна и падаешь, падаешь… Больше всего на свете боюсь высоты. Если какой-нибудь человек при мне подходит к открытому окошку, мне становится дурно. В паху больно тянет, ноги слабеют, и хочется закричать: "Да отойди же ты! Разобьёшься!"

А тут — сам, своей волей.

Главное — не глядеть вниз.

Воздух прогнулся авоськой, опасно провис. Любое неосторожное движение — непрочные нити лопнут, а внизу асфальт, положенный совсем недавно поверх булыжника. Интересно, на что верней падать?

Медленно (пока медленно) опускаюсь. Воздушная кошёлка провисла так, что ноги потеряли опору, и я оказался в невидимом мешке, сложенный пополам: задницей вниз, а ногами и головой — к небу. До земли осталось метров десять. Вроде, невысоко, но если кошёлка прорвётся в эту секунду, то сгруппироваться я не успею и трахнусь об асфальт копчиком.

Метр… полметра… Бац!

С трудом встаю и иду, стараясь ни о чём не думать.

Иду, ни о чём не думать стараясь.

Не думать ни о чём, стараясь, иду я.

Ноги лучше знают, куда я иду. А зачем иду, об этом, тем более, стараюсь не думать.

В замкнутое сознание врывается голос.

— Пропуск кто показывать будет?

Так… Начинается. Спрашивают, нужно отвечать.

— Я тут каждый день хожу, пора бы привыкнуть.

— Пропуск необходимо предъявлять!

— Да вот он, ваш пропуск!

— Пропуск не мой, а ваш. И предъявлять его надо в открытом виде. Читать умеете? Для кого приказ на стене висит? Вот и читайте: "Пропуск предъявляется в открытом виде".

— Ерунда всё это. Давно пора электронные пропуска ввести.

— А это тебя не спросили. Переверните пропуск, он у вас вверх ногами.

— А это не ваше дело. Как хочу, так и предъявляю. Где приказ: "Запрещается предъявлять пропуск в перевёрнутом виде"? Нету? Вот и молчите.

Перепрыгнул вертушку и пошёл. Вахтёрша что-то визжала вслед, но я не слушал. Ненавижу дур, у меня на них аллергия. Давно пора выдать всем электронные пропуска и заменить эту бабу турникетом. Он, всяко дело, поумнее.

Пришёл в отдел. Уселся. Включил компьютер. Голову руками сжал, на монитор не смторю.

— Чего сидишь?

Ну, вот, опять спрашивают и, значит, нужно адекватно отвечать. Знать бы, какой ответ будет адекватным.

— Голова раскалывается.

В воображении мелькает залитая кровью брусчатка и моя расколотая голова, — вывалился таки из воздушной авоськи на большой высоте. А в сознании — чёткая мысль: сейчас таблеток предложат или посоветуют пойти к врачу.

— Пить надо меньше, голова болеть и не будет.

Этого варианта я не предусмотрел. Понятно, сам не пью, вот такие мысли в голову и не приходят.

Вместо ответа поднимаю мутный страдающий взор. Пусть собеседник думает что угодно, лишь бы отстал.

— А как же задание? Ты говорил, сегодня закончишь. У меня сроки летят.

— Закончу я его, закончу. Только мешать не надо…

Ушёл. Это уже неплохо. Теперь, пальцы на клавиатуру. Они у меня умные, пальчики. Главное — не вмешиваться, так они сами с заданием разберутся. Ноги меня сюда притащили, а руки пусть вытаскивают. Только не вмешиваться и не думать ни о чём. Кривая вывезет.