Бездушная карикатура человека
Шрифт:
– Отлично, поздравляю. Не хотел бы прогуляться? – Резко предложила Лиана.
Адама обдало волнением.
– С тобой? – Растерянно спросил Адам.
– Почему ты иногда задаешь такие тупые вопросы? – Разозлилась Лиана. – С кем еще я буду предлагать тебе гулять? С моей соседкой или кем? Ты вообще в своем уме задавать такие вопросы?
– Да, вопрос был действительно туповат, – оправдывался Адам. – Давай прогуляемся. Через сколько?
– Я через пару минут буду у твоей общаги. Выходи.
– Что? А если бы я не согласился?
– Увидимся, – Лиана проигнорировала его вопрос и положила трубку.
Спустя пару минут,
– Привет, – холодно поздоровался Адам, – смотрю, нога уже в порядке?
– Твоими усилиями, – ответила Лиана.
Адам молча кивнул головой, и они направились в сторону набережной. Удрученно шагая и не зная о чем поговорить, он разглядывал грязный снег под ногами. Какой же мерзкий тут снег, – подумал Адам. Лиана шагала наравне с Адамом, рассматривая Волгу и противоположный берег, на котором лежал другой город. Они молча прошли, небольшое количество времени, пока Адам не решился начать разговор.
– Лиана, – нерешительно обратился он к ней.
– Да? – Внимательно слушала Лиана.
– Что тебе от меня нужно? – С трудом спросил Адам.
– Ничего не нужно.
Между ними снова повисла пауза. Оба ощущали на себе гнет этого неловкого молчания, но ни одна возможная тема не подходила для разговора.
– И много? – Спросила Лиана, глядя в небо.
– Чего много? – С недоумением спросил Адам.
– Ну, много девушек разгадали твою личность. Ты ведь не такой. Пытаешься казаться холодным, трезвым, рассудительным, но у самого внутри водоворот из бури страстей. Я ловила твои жадные взгляды на себе, неужели ты думаешь, что я слепая? Просто искренне не могу понять, почему ты себя так ведешь. Вроде, я тебе нравлюсь, могу, конечно, ошибаться. Может, ты так на всех девушек смотришь.
– Все это странно. Ты и я.
– Что здесь странного? Что девушке нравится парень? Ты считаешь это странным?
– Подвох. Это нависшее чувство подвоха, когда все слишком хорошо, чтобы быть правдой, понимаешь?
– Ты действительно считаешь меня хорошей? – Рассмеялась Лиана. – Я скорее головная боль, чем частица чего-то хорошего.
– И, тем не менее, я бы хотел, чтобы моя голова болела тобой. Но мне не верится, что все так легко.
Лиана неловко пробежалась по нему, ощущая приятный наплыв теплоты в щеках и шее.
– Знаешь, Адам, жизнь итак слишком коротка, чтобы думать обо всем этом. Иной момент, даже если ты во лжи и обмане, стоит сотни, даже тысячи других моментов, в которых есть правда. В конце концов, ты сам определяешь для себя – что такое правда.
– Предлагаешь пуститься мне в этот омут с головой и лишиться её? – Спросил Адам.
– Лучше, чем носить голову на плечах, не зная, зачем она тебе. То же самое, как носить сто рублей в кармане, не зная на что их потратить или постоянно жадничать их, ожидая более лучшего предложения или ситуации, а в итоге умереть, так и не потратив.
– Неплохо, – спокойно оценил Адам её сравнение.
– Да. Неплохо. Чем ты вообще занимаешься? Как проводишь свободное время? – Поинтересовалась Лиана.
– Кино, книги, в перерывах музыка. Ну и алкоголь, как верный спутник саратовской рутины. А ты?
– Наркотики, мастурбация, книги и кино – полный набор нигилиста.
– Вот как, – ухмыльнулся Адам, – чего парня не найдешь, вместо мастурбации? – Спросил Адам.
– Именно этим сейчас и занимаюсь, – ухмыльнулась Лиана.
Адам вспыхнул.
– Есть любимый режиссер? Или любимый писатель? – Спросил Адам, пытаясь сменить тему разговора.
– Наверное, Тарантино, Гай Ричи тоже классный чувак.
– Ну, у них почти что один стиль, но Тарантино круче. А почему именно они? Там, не Нолан или Вильнев, или может Андерсон.
– Знаешь, трагедии мне хватает и в жизни. Кино я смотрю, чтобы посмеяться от души или получить удовольствие. Нолан и Вильнев примерно одно и то же, как Ричи и Тарантино, но у них много трагедии в фильме, что не особо нравится. Ты еще про писателей спрашивал, – опомнилась Лиана, – понятия не имею, вообще, кто мне нравится. Бывает, прочтешь у одного писателя какой-нибудь шедевр, потом читаешь его же бред и абсурд. Вот войну и мир взять. Сколько там воды непонятной и вздора. Лирических отступлений больше, чем самого сюжетного повествования, не говорю уже о том, что половина книги на французском языке. А сколько других великих произведений у Льва Николаевича Толстого?
– Сколько? – Спросил Адам.
– Не знаю, – улыбаясь, ответила Лиана. Оба засмеялись.– А ты? Режиссеры? Фильмы? Книги?
– Не знаю, – коротко ответил Адам. – Из книг, наверное, Мартин Иден. Чувак всего добился и осознал суть этого мира.
– Да, отличная книга. Джек Лондон вообще человек жесткий, много дерьма повидал в своей жизни.
– Да, я согласен с тобой. Большинству работяг и простых людей есть рассказать куда больше интересных историй, чем большинству тех, кто писал или пишет книги. Из режиссеров, наверное, Кубрик. С широко закрытыми глазами красивое кино.
– Кубрик? – Удивилась Лиана. – Не так много его фанатов. Большинство сохнут по Нолану.
– Ну, или по Тарантино, – съязвил Адам.
– Не спорю, я заурядна, возможно. Как и все мы, в принципе.
Они продолжали идти вдоль набережной, разговаривая на абсолютно отвлеченные темы. Касаясь всего понемногу, они узнавали друг друга лучше. Ледник, возросший между ними в поезде, постепенно начал оттаивать. Ветер, беспокоящий набережную, начал стихать, и солнце начало припекать своими лучами, отчего стало жарко. Лиана расстегнула шинель и сняла свою кепку. На лбу выступила испарина, и она вытерла её платком. Адам удивился, что её лоб действительно был гладким, ни грамма косметики не осталось на платке. Он часто разглядывал лица других девушек, ища в них дефекты, но здесь он ничего не мог найти, словно её лицо было написано рукой лучшего художника. Утихнувший ветер продолжал совершать набеги на набережную, но теперь он был не резким и неприятным, а прохладным и освежающим. Ветер поднял густые волосы Лианы. От них раздался приятный аромат винограда, который сразу учуял Адам. Укрывая волосы от холодного ветра, Лиана начала заправлять их за уши и надела обратно свой головной убор. Один локон продолжал развеваться на ветру и Адам заправил его ей за ухо, ощутив подушечками своих пальцев их шелковистость. Она странно посмотрела на него, излучая какое-то довольство.