Бездыханные
Шрифт:
— Значит, ты уже дочитал до конца?
— Да. Но не могу понять, поэтому перечитываю. — Крис нахмурился, поглядел на книгу, на меня, опять на книгу, после чего протянул её мне. — На.
— А? Зачем?
— Прочитай.
«Он что, настаивает?»
Мне поведение парня показалось немного нахальным, но я действительно заинтересовалась этим рассказом, поэтому завязала свое возмущение в узелок.
— Ладно, — с легким показательным недовольством я взяла книгу.
Повертев ее немного в руках, я решила задать давно терзающий меня вопрос:
— А почему не указано ни автора, ни названия?
Парень пожал плечами. Похоже, он тоже не знает. «Где он достал эту книгу?» — хотела было спросить я, как тут в класс
Через пару минут в класс начал заваливаться остальной народ. Я бессмысленно листала учебник литературе, когда ко мне подошли Ирен и Локки, два моих единственных и лучших друга. Ирен Меймунд была симпатичной и задорной девушкой с длинными волосами цвета мёда и типичным девичьим характером. Мы знали друг друга еще с младших классов и, сколько я помню, на её лице всегда играла веселая улыбка. Ирен никогда не грустила понапрасну. А вот с Локки другая история. Мы познакомились в начале средней школы. Со стороны может показаться, что он типичный представитель подкласса «ботан обычный»: всегда в рубашке и галстуке, строгие зеленые глаза за очками в широкой оправе, причесанные каштановые волосы; в руках куча книг и полная готовность к уроку. Но в тихом омуте черти водятся. Локки Сальмори был такой же странный, как и его имя. Его воспитал дядя, который работал врачом, но не в больнице — он был подпольным доктором. Его пациентами были бизнесмены сомнительной репутации, знаменитости или известные политические лица, которые не хотели вывести свои проблемы на люди. Когда Локки было одиннадцать, дядя взял его с собой «на работу». Мальчику с детства привили любовь к медицине, его первыми игрушками были игрушечные слуховые аппараты и пинцеты, а самым желанным подарком на рождество оказалось двенадцатое издание «Анатомии Грея». Мистер Пол Сальмори знал свои методы воспитания детей, и потому велел малолетнему Локки ассистировать его во время одной из операций.
Но благодаря этому Локки понял, что значит быть доктором. В свои восемнадцать он знал теорию медицины лучше, чем многие современные доктора, а особенности воспитания сделали его жестким, серьезным и расчетливым. До сих пор удивляюсь, как мы умудрились сдружиться. Но именно благодаря его характеру на Локки всегда можно было положиться.
— Ми-и-о! — Ирен навалилась на меня с объятиями, почти придавив к столу.
— Тише, тише, — засмеялась я. — Задушишь.
Она отпустила меня и возбужденно запрыгала на месте. «Хорошо хоть у кого-то из нас хорошее настроение», — пронеслось у меня в голове. Я поприветствовала Локки, тот лишь кивнул в ответ.
— У нее всю дорогу рот не закрывался, — пожаловался он.
Да, излишняя позитивность Ирен может достать даже такого человека с железным терпением, как Локки.
— Бе-е-е… — девушка высунула язык и убежала к своей парте.
Юноша тяжело вздохнул ей в след, после чего переключился на меня.
— У тебя болезненный вид, — заметил он. — Ты завтракала?
— А… да, — промямлила я.
Он не поверил, но придираться не стал, и только сказал:
— Ты поосторожней давай, мы уже лечили тебя от язвы желудка. Не хватало еще чего-то хронического заработать.
— Хорошо.
Прозвенел звонок.
Первым уроком была мировая литература. Сказать честно, я не очень люблю этот урок, не смотря на свою любовь к литературе в целом. Школьная программа никогда не могла похвастаться интересной литературой. Из-за такого наплевательского отношения к учебе мои оценки иногда ниже среднего, поэтому мне часто достается от вечно правильного Локки.
Следующие три урока пролетели незаметно. И вот, на большой перемене, наша троица, как и вся голодная молодежь, направилась в столовую. Там, как всегда в это время,
— Да уж, не пройти, не проехать, — тяжело выдохнула Ирен.
На ее подносе, как всегда, были куриная порция салата и диетическая кола.
— Вот поэтому я говорил, что еду надо с собой носить, — заметил Локки и вытащил из своего портфеля коробку для ленча, в которой были два больших бутерброда с колбасой и сыром и маленькая упаковка ананасового сока. — И вообще, Ирен, если будешь так питаться, то станешь ходячим скелетом.
— Не бойся, не стану. А рано вставать и готовить у меня настроения нет, я и так рано встаю, чтобы привести себя в порядок.
В подтверждение своих слов она показательно убрала прядь уложенных волос с идеально накрашенного лица.
— Значит, для тебя красота важнее здоровья?
— Здесь уместнее сказать: «Красота требует жертв!».
— Ага, жертв мозговых клеток, — буркнул Локки, вытаскивая один бутерброд.
— И вообще, если ты такой умный, то, может, будешь сам мне готовить?! — разозлилась Ирен.
— В отличии от некоторых для меня это не является проблемой.
— Вот и готовь!
— И буду!
Они синхронно отвернулись друг от друга, одновременно набивая рот едой. Я тихо засмеялась и отпила немного чая. На моем подносе были тарелка с картофельным пюре и зеленый чай — дешево и строго.
— Кстати, Мио, — глянула на меня Ирен, — сегодня мы хотим пойти в торговый центр, ты с нами?
— А зафем вам фуда? — выговорила я с набитым ртом.
— Там сейчас распродажа, а я уже давно ничего не покупала.
Насколько мне помниться, её «давно» было три недели назад.
— Профти, — я проглотила остатки еды во рту, — не могу, мне еще нужно дома убраться.
На самом деле это была отговорка, просто процесс похода Ирен по магазинам часто затягивается на пять-шесть часов.
— Ла-а-адно, пойду с этим занудой.
Я виновато посмотрела на Локки. Тот, тяжело вздохнув, с усталым видом принялся доедать свой бутерброд.
Через минуту Ирен начала возбужденно рассказывать о каком-то телевизионном сериале, а я, от нечего делать, начала разглядывать всех в столовой. Здесь каждый день была одна и та же картина: у каждой группы подростков был свой собственный столик, за которым они сидели до самого выпуска; капитан школьной футбольной команды, который садится за столик к той, у кого юбка покороче, и через две минуты получает пощечину; один и тот же парень с едко-красным галстуком и в сломанных очках, который всегда забегал в столовую за пять минут до урока и не успевал ничего купить, и так далее. Только содержание обеденного меню менялось. Правда, иногда здесь можно увидеть и новые лица. Но только сейчас я заметила одну вещь: насколько помню, я никогда не видела этого Кристофера нигде кроме классных кабинетов, хотя в нашей столовой обедала вся школа. Может, он бедный? Или ест принесенную из дому еду где-то на скамье перед школой в гордом одиночестве. Это более правдоподобно.
Из моих размышлений меня вывел голос друга. Они с Ирен уже доели и несли свои подносы к стойке. Я быстро допила остатки чая и побежала за ними.
На выходе из столовой на меня внезапно налетел какой-то парень, и чуть было не сшиб с ног, правда, сам упал.
— Извините, — буркнул он.
Его очки упали на пол.
— Ничего.
Я подала ему руку. Когда его рука коснулась моей, по телу прошлась странная дрожь. Но меня удивило не это — когда юноша поднял руку, его рукав отодвинулся, и я заметила странный шрам, который как браслет обвивал его запястье. Я никогда не видела таких шрамов, как будто его кожа не срослась и теперь была как разорванная ткань, сшитая толстой ниткой. Он увидел мое замешательство и резко отдернул руку. Подняв свои очки и поправив красный галстук, парень еще раз извинился и убежал.