Безликое Воинство
Шрифт:
Вчера вечером за партией в пуговицы доктор рассказал очередную забавную историю, которая случилась в начале его службы на флоте с его первым экипажем — про толстого лоцмана. Несложно догадаться, что вспомнить лоцмана и этот случай Арзу вдохновил взятый три дня назад на борт карап. А я рассудил, что в честь 13 вахты и на свежую голову стоит это записать. История попроще той, что я записал в прошлый раз, он зато её смело можно отнести к флотским байкам.
Вот она.
С началом войны Заботливому Арзе пришлось оставить работу в госпитале, так как его призвали служить во флот. Первое его судно — десантный корабль — было укомплектовано неопытным ещё экипажем, поэтому вместо боевых операций они занимались челночными транспортными рейсами, перебрасывая наши гарнизоны, оборудование и даже гражданских беженцев из южных провинций, которые мы тогда теряли одну за другой, в более спокойные и защищённые районы на севере. Часто те места, откуда они забирали людей и грузы, были плохо оборудованы для приёма судов, а то и вовсе представляли собой дикий берег, а времени на погрузку отводился минимум. Судоходную карту такого места не всегда можно было найти, поэтому командование флота набирало лоцманов из местных моряков, в основном отставных гражданских.
Думаю, все представляют себе двухпалубный десантный корабль: нижняя палуба сплошная, с фальшбортами и откидными аппарелями, а верхнюю, приподнятую на балочных конструкциях гексапода на 2 над нижней, делит на две неравные половины судовая надстройка с ходовой рубкой, имеющей по бокам крылья-балконы. Часть верхней палубы от надстройки до носа обычно занята орудийными башнями и ракетными установками, а та часть, которая позади надстройки, представляет собой площадку под дирижабль. Дирижаблем их десантник не был укомплектован, а из вооружения стояли только одна пушка и один противовоздушный комплекс, так что обе части верхней палубы использовались как грузовые. В городке десантник благополучно причалил, опустил аппарели, и на него загрузилось сотни три беженцев и актов 200 груза. Людей разместили на нижней палубе, туда же заехало несколько военных грузовиков, а на верхнюю палубу подняли судовыми кранами то, что не поместилось внизу. Когда загружали верхнюю палубу, вахтенный капитан переживал за крен и остойчивость судна, но в итоге груз туда поместили незначительный, распределили и закрепили как следует, кэп успокоился, судно отчалило и пошло тем узким проливом — ведомое толстым лоцманом.
Как только десантник начал движение, лоцман этот, вооружившись биноклем и прибором связи, принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое — в зависимости от того, ближе к какому из берегов проходил фарватер, и высматривал он оттуда даже не отмеченные буями рифы, банки или мели, а корпуса судов, затонувших в результате авианалётов — эти корпуса по спокойной воде хорошо было видно сверху. Хотя их оттаскивали к берегу подальше от фарватера, они имели свойство иногда перемещаться с приливами и течениями. По набережным города толпились горожане, среди которых было много провожающих — тех, у кого на этом десантном корабле уплывали на север родственники или друзья. И вот все присутствующие в рубке наблюдают такую картину: лоцман идёт на правое крыло, и вскоре судно начинает изрядно кренить на правый борт. Через какое-то время он переходит на левое, и судно вслед за этим получает крен на левый борт. Мало того, собравшиеся на набережных люди, как только судно к ним наклоняется, начинают отчаянно махать всем, чем придётся, кричать и подавать какие-то знаки! Когда городская застройка закончилась, пролив расширился, лоцман вернулся в рубку и судно перестало кренить. Но водоизмещение у десантника больше 10 тысяч актов! Сколько бы ни весил лоцман… Что только не передумали в рубке, как только не гадали: и про смещение груза, и про попутную волну, и даже про критическую остойчивость и эффект рычага, однако потребовать объяснений от самого лоцмана не решились, побоявшись прослыть невеждами в глазах бывалого моряка. Тем временем десантник прошёл широкую часть и вновь вошёл в узкую. Там опять по берегам собрались провожающие, а толстяк с биноклем вновь принялся переходить то на одно крыло рубки, то на другое, высматривая в воде препятствия. И это повторялось раз за разом: на какой стороне появлялся толстый лоцман, на ту сторону у судна случался крен… В общем, команда десантного корабля, наблюдавшая за хождениями лоцмана, пребывала в недоумении и замешательстве. А толстяка, похоже, эта ситуация нисколько не смущала, он спокойно выполнял свои обязанности так, как будто крен судна под ним — дело обычное…
Пролив в итоге прошли благополучно и за лоцманом пришла лодка, чтобы увести его домой. Никто так и не решился испросить у него объяснений по поводу странного поведения судна, и лоцман, выполнив свою работу, молча покинул десантный корабль.
Они уже шли в открытом море, а члены экипажа в рубке всё никак не могли успокоиться, теряясь в догадках. Когда, наконец, наверх поднялся один из вахтенных офицеров, дежуривших на нижней палубе, он услышал от своих собратьев по команде совсем уж жуткую и суеверную версию: что де лоцман этот послан не командованием флота, а самим чернобородым Ардугом, и его стараниями в этом проливе перевёрнуто немало судов — именно они лежат теперь на дне по сторонам от фарватера. А население городка отлично об этом осведомлено и собралось по берегам, чтобы поглазеть, как перевернётся и затонет очередное судно. Выслушав такое, офицер с нижней палубы, как говорят, свалился под штурвал. Он-то и объяснил, сотрясаясь от смеха, что на деле всё было проще простого: беженцы на нижней палубе, в точности как и лоцман, переходили к тому борту, который в данный момент был ближе к берегу. Только высматривали они, конечно, не корпуса затонувших судов, а пришедших их проводить родственников и друзей, и обе стороны при этом усердно махали друг другу руками, платками и шапками и что-то кричали. Из рубки не могли видеть, что происходит на нижней палубе, но именно перемещение там сотен людей с борта на борт и давало этот крен. Как только берега опустели, беженцы угомонились и судно перестало крениться.
Так озадаченный экипаж десантника озарило Второе удовольствие Хардуга!
Мне интересно, до чего бы ещё додумались офицеры этого судна, если бы при прохождении пролива никто из экипажа не дежурил на нижней палубе?..
Арза ещё отличный рассказчик, и он так уморительно изображал толстого лоцмана, не вставая даже с кресла, на котором сидел, что мы с Жалящим в Нос нахохотались
14-я боевая вахта
Полпути до острова-птицы мы миновали прошедшей ночью, так и не встретив противника. Означает ли это, что тактика такого передвижения — подводного днём и скоростного надводного по ночам — обеспечивает нам необходимую скрытность? Или этот район океана пуст?.. Впрочем, пуст и весь этот мир. В судовом журнале «Копья Ксифии» содержатся дополнительные сведения на этот счёт. Разумеется, они прослушали все те же радиодиапазоны, что и я, и ничего обнадёживающего не услышали. Но у такого большого судна, как подводный крейсер Альянса, имеется оборудование для глубоководной связи на сверхдлинных волнах, и записи в их журнале свидетельствовали, что после исчезновения Смутного Купола им не удалось установить связь с другими подводными судами, а сигналы от наземных станций пропали. Если не ошибается наша разведка, таких станций у малаянцев всего три, и ещё две у нас. Однако приёмник «Ксифии» не принимал сообщений ни от одной из них. Наверняка всё это весьма озадачило экипаж крейсера, и они обсуждали возможные причины молчания эфира, но про подобные обсуждения в судовом журнале, конечно, ничего писать не положено.
Я опять не выспался. Ещё затемно, задолго до моей вахты, резкие звуки тревоги подняли весь отдыхавший экипаж, включая нас и Ибильзой. Офицеры срочно явились в рубку, а матросы заняли места по боевому расписанию в других помещениях ракетоносца. Тревога оказалась учебная. Матросы отрабатывали тушение пожара и латание пробоины в техническом отсеке, а нам Дважды Рождённый устроил ночные стрельбы по надувным мишеням, которые были заранее сброшены за борт. Стреляли из пушек только бронебойными — этих снарядов у нас в избытке и их теперь нет смысла экономить. Во время стрельбы «Киклоп-4» резко и непредсказуемо маневрировал, меняя скорость и курс, чтобы такое упражнение не показалось нам слишком простым. Давненько я не стрелял из пушки, но когда черёд дошёл до меня, с задачей я отлично справился. Правда, теперь меня не покидает чувство, что мне просто повезло. В Академии войсковой разведки такое же чувство у меня возникало после успешной сдачи какого-нибудь особо сложного и ответственного экзамена.
Наши учения обеспокоили карапского колдуна. В разгар стрельб он без спроса заявился в рубку, да ещё со своим огромным посохом, и стал что-то бормотать про чутких демонов, чьё внимание не стоит привлекать громкими звуками и вспышками… Нам это показалось смешным, ведь традиционно считается, что вспышки и громкие звуки как раз отпугивают демонов. Да никаких демонов в округе и нет, океан совершенно пуст. Скванак-Ан холодным тоном попросил колдуна удалиться и больше не приходить в рубку без приглашения.
Шутки шутками, но мы помним, что где-то в этом мире присутствует грозный противник с разрушительным оружием и неизвестной нам тактикой. Изувеченный крейсер Альянса и его экипаж, погибший в последнем порыве отчаянной храбрости, не дают нам забыть об опасности. И хотя мы всячески стремимся избегать контакта с неведомым «безликим воинством», мы должны быть готовы к его нападению в любой момент. Отрадно, что наш радар видит демонические машины, и нами ещё не тронут запас зажигательных снарядов… И всё же я надеюсь, что такой контакт никогда не произойдёт.
За прошедшие четверо суток раны мои совсем затянулись и почти не беспокоят, хотя док пока ещё регулярно меняет мне повязки. Я, конечно, опасался, что раны воспалятся из-за того, что в них изначально попала та самая отвратительная маслянистая субстанция, но всё обошлось. На самом деле я не чувствовал себя лучше с того дня, как впервые ступил на борт «Киклопа-4». И теперь, как никогда до этого, во мне горит желание добраться до Арктиды, найти там Виланку и спасти её. Если карап не исчезнет с «Киклопа», воспользовавшись подлым колдовским приёмом, позволяющим ему проходить сквозь стены и мгновенно перемещаться с места на место, я не слезу с него, пока не увижу вновь похищенную девушку. Но если раньше я отчасти доверял тому, что говорил мне карапский колдун, то теперь я нисколько ему не верю. Мне теперь известно, что у него свой интерес на острове-птице, точнее, среди экипажа «Прыжка Компры» и даже на самом брошенном подводном авианосце. Во всём этом замешана мистика, но куда же колдунам без мистики!
Карап сам мне сказал при первой нашей встрече, что ищет здесь женщину по имени Гойтея. Хотя он не нашёл её на «Копье Ксифии», тем не менее Гойтея, по его убеждению, должна быть где-то на этой опустевшей Гее, причём на одном из кораблей. «Кто она такая? — удивлялся я. — С чего он вообще взял, что эта женщина здесь, да ещё непременно на корабле? И почему колдун не может определиться с конкретным судном или местом? Это полная нелепица…» Я поделился своими сомнениями с Ибильзой, и ещё я высказал ему опасение, что колдун может пытаться манипулировать нашими капитанами, преследуя какие-то свои цели. Разумеется, я не обмолвился при этом ни словом о нашем разговоре со Слышащим Движение мотористом, так как это могло привести к серьёзному конфликту в экипаже. И тогда мой друг поведал мне о том, что узнал из разговора капитанов в рубке. Оказывается, не найдя Гойтею на «Копье Ксифии», карап теперь уповает на малаянский авианосец. То, что мы не встретили там никакой женщины, его ничуть не смущает. Ибильза думает, что наш необычный пассажир узнал что-то от самих капитанов, так как в связи со всей этой историей они упоминали судовой журнал «Прыжка Компры». Если в этом журнале и правда было что-то про Гойтею… А ведь тогда колдун и правда мог попытаться повлиять на капитанов, чтобы те приняли благородное, но не самое очевидное и, главное, очень уж выгодное карапу решение — забрать с острова малаянский экипаж! Ибильза ещё упомянул, что Скванак-Ан не очень-то доволен присутствием на борту такого чужака, и он не прочь при первых же признаках враждебности со стороны колдуна бросить того в море. Мой друг даже не представляет, насколько его сведения для меня важны! И теперь я по-другому смотрю на то, что сказал мне в реакторном отсеке Путра-Хар. Если рассудить, картина событий складывается в пользу его слов! Карап был на разорённом демонами малаянском крейсере, там я подобрал его посох, после чего этот арктический колдун повстречался нам в сотнях миль от крейсера на первом же нашем заходе к берегу. При этом он не сидел на том берегу в ожидании — он плыл нам навстречу. Случайность?.. Даже если по берегам здесь полно карапов, к нам-то выплыл именно хозяин посоха! Теперь вот наши капитаны решили взять на борт оставшийся экипаж «Компры», из благородных побуждений, и тут оказывается, что у этого экипажа могут быть важные для карапа сведения. Совпадение? Что-то мне не особо верится в такие случайности и совпадения…