Безлюдница
Шрифт:
– Уютно у тебя тут…
– Еще бы, самый лучший дом…
– Ну правильно, не чета нашей общаге.
– Да брось ты… мне тебя здесь не хватало.
– Вот как?
– Вот так.
– А вот и чай подоспел, – сказал я, – а что-то я не видел, чтобы чай из рюмок пили.
– Да будет тебе… Это мускат.
– Вот как… Ну давай… за встречу.
Бокалы звякнули как-то слишком холодно – отголоском мертвой зимы.
– А муж твой придет, что скажет?
– А не придет он, никакой он мне не муж, – она откинулась в кресле, вся какая-то холодная,
– Ну да, не в пример мне…
– Да перестань ты… – она осторожно заглянула мне в лицо, – ты-то как?
– Сама видишь… почтальон…
– Да это ясно, ты всегда то грузчиком, то дворником… изыскания-то твои как… теоретик ты мой? Физик ты мой с дипломом и званием?
Я наклонился, сцепил руки.
– Тебе это правда интересно?
– Ну, если ты правда открыл какие-то параллельные миры…
– Ленка, говорю тебе, они только на бумаге существуют, миры эти.
– Ну, ты еще говорил… что есть миры, где умершие живут…
– Ну да, может быть что-то такое… ехал, например, человек на машине, разбился… Ну вот, есть вселенная, в которой он разбился, а есть вселенная, где он поехал дальше.
– Ну да, ты мне что-то объяснял… по Чернобыль.
– Да, есть мир, где реактор не взорвался. И наоборот… есть мир, где холодная война переросла в горячую, Карибский кризис перерос в ядерное побоище…
Ленка зевнула, повернулась, она всегда так делала, когда я начинал говорить про миры – та же самая Ленка, будто и не было десяти лет…
– Ты говорил, из мира в мир перейти можно…
– Ну да, там, где случилось разделившее их событие.
– И что… – она прищурилась, – переходил из мира в мир?
– Смеешься… – я развел руками, посмотрел на часы, – ну ладно, пора мне, письма еще разносить….
– Да что ты врешь, какие письма в три часа ночи… и нету у тебя никаких писем, – она подсела ко мне, – ты прекрати… Никуда ты от меня не уйдешь…
– Да зачем я тебе нужен…
– Нужен, – она расстегнула ворот моей рубашки, – ты будешь мне теории рассказывать… о мирах… А я буду слушать, помнишь, как тогда первый раз на вечеринке напились, и ты мне до утра рассказывал… про параллельные вселенные…
Помню, потом даже забыл домой проводить…
Я обнял ее, от нее пахло духами, все теми же, как тогда, кажется, они назывались аметистовыми, или как-то еще. Похрустывал камин, ветер бился головой в ставни – и как-то само собой я почувствовал, что вернулся домой…
– А дальше-то куда ехать? По левой или по правой?
– Ну… не знаю, по правой попробуй, может, До Октябрьского доберемся…
– Да какое там может быть, бензина-то осталось кот начихал…
– Ну, спросим у кого-нибудь… Вон, мужик на скамейке сидит…
– Ну поди, спроси…
Молодой парень вышел из машины, зашагал через снежное поле к скамейке перед заледеневшим озером. Летом здесь собирались на берегу влюбленные парочки,
– Мужчина, а эта дорога… Эй, мужчина!
Парень тронул сидящего за плечо, вздрогнул, вскрикнул, отскочил, как ошпаренный.
– Вадька, что там?
– Да… сам посмотри…
Человек на скамейке качнулся и плавно упал набок, мягко, как тряпичная кукла, и не встал. Двое смотрели на него, не двигаясь, не говоря ни слова, потом медленно подались назад, назад, к машине.
– Это что… Пьяный, что ли?
– Да какое пьяный… у него глаза стеклянные, я руку задел, рука ледяная… страшно так…
– Замерз, что ли?
– Да нет, больше на сердечный приступ похоже… У моей тетки такое же было, глаза стеклянные и пена на губах…
– Так это… скорую звать надо…
– Да какую скорую, он помер уже…
– Так милицию…
– Ага, чтобы тебя еще упекли в милицию эту… Короче, мы его не видели… ну, он нас и подавно не видел. Поехали давай, я тут по карте посмотрел, вроде как левая дорога получается…
– Ну, поехали… А что это он там белое в руке держит?
– Да письмо какое-то.
– Почтальон, что ли?
– Ну, похоже на то… Сам помер, письмо не выпустил…
– Ну ладно, поехали давай, у меня бензина-то осталось, кот начихал…
Башня на гусеницах
И-и, не бойся даже, не увидит нас тут никто… ага, смотрят они, прямо все глаза проглядели… Знаю я эту стражу… Расползлись кто куда, а дальше хоть трава не расти…
Ну что вздрагиваешь, что трясешься, сказал, все хорошо будет, значит, хорошо. Слушай, ты мне веришь, нет? а не веришь, так иди вон обратно в камеру возвращайся, раз мы тут такие умные…
То-то притих… Ну пошли тихонечко… Цыц, куда, левее бери, там проход узенький… в-о-от так, между шкафами, чш, ты мне еще урони тут что-нибудь… Вечерний звон, блин… Ну что сник… Я когда-то тоже такой был, весь в мечтах, весь в целях высоких, вот как ты тоже хоть всему миру наперекор готов был пойти. А? Да, бывало, и страдал за идеи за свои высокие… Нет, не отступал. А что, по мне видно, что ли? То-то же… Не-ет, парень, это эти вон все в норки свои забились, и сидят, судьи эти твои, стражники те же самые… Им уже ничего от жизни не надо, как это у Горького… а вы на земле проживете, как черви слепые живут…
А мы с тобой, парень, мир менять будем…
Чш, что притих? Ну слышу, слышу, шаги. Плевать. Ну ходит там кто-то сверху по этажам, а кто ему запретит. И-и, брось, я скажу тебе, когда прятаться надо будет… Тут по всей тюряге хоть бегом бегай, никто не почешется… Теперь направо… Там тихо-онько тихо-онько по ступенечкам… Да вижу, что темно, хоть глаз выколи, а ты не выкалывай… Ты на свободу хочешь? Вот и пошел…
А то тут торчать… Тебя на сколько упекли? М-мать моя, пожизненно. Это вот за такое… пожизненно? Охренели власти наши… скоро уже ни пукнуть, ни чихнуть нельзя будет, за все в кутузку…