Безмолвная честь
Шрифт:
Хидеми ничего не сказала мужу, когда поняла, что ждет первенца, и, согласно обычаю и наставлениям матери, с момента, когда беременность стала заметной, перевязывала себе живот. Масао узнал об этом только в начале весны, когда супруги занимались любовью — как всегда, весьма благопристойно. Хидеми до сих пор стеснялась. Заподозрив, что жена беременна, Масао спросил ее об этом, и Хидеми долгое время молчала. Наконец, густо покраснев, едва заметно кивнула.
— Значит, да, малышка? Это правда? — Масао бережно взял ее за подбородок и повернул к себе, продолжая улыбаться. — Почему же ты мне ничего не сказала?
Хидеми не смогла ответить. Она смотрела в глаза мужу и молилась, чтобы не покрыть
— Я… я каждый день молюсь, Масао-сан, чтобы родился сын… — прошептала она, тронутая мягкостью и добротой мужа.
— Я буду рад и дочери, — честно признался Масао, ложась рядом и погружаясь в мечты о будущем. Его привлекала мысль о детях — особенно детях от Хидеми. Она была так прекрасна и мила, что Масао не мог вообразить себе ребенка прелестнее, чем его дочь, похожая на свою мать. Но Хидеми" казалось, была потрясена его словами.
— Не надо так говорить, Масао-сан! — Она опасалась даже думать об этом, чтобы вместо долгожданного сына не родить дочь. — У вас должен быть сын!
Она так непреклонно настаивала на своем, что Масао изумился. Впрочем, редкие мужчины в Японии одинаково радовались появлению и сыновей, и дочерей. Масао считал, что традиционная одержимость иметь одних сыновей совершенно нелепа. Ему была приятна мысль о дочери, которую он сможет научить мыслить и рассуждать по-новому, избавит от тяжести уз древних обычаев. Масао нравились приятные, старомодные манеры Хидеми, но вместе с тем он радовался, когда жена интересовалась его современными идеями и убеждениями. Именно это привлекало его в Хидеми. Она снисходительно относилась ко всем новомодным идеям мужа, интересу к мировой политике. Возможно, Хидеми не воспринимала слова мужа всерьез, но всегда с любопытством слушала его рассказы. Возможность пробудить такое же любопытство в ребенке и вырастить его приверженцем всего нового пленила Масао.
— У нас будет самое современное дитя, Хидеми-сан, — с улыбкой произнес он, поворачиваясь к жене, и Хидеми отвернулась, вспыхнув от смущения. Иногда, когда он заводил разговор о деликатных предметах, на Хидеми вновь нападала робость. Она искренне любила мужа, не в силах выразить свою любовь словами. Она считала Масао самым умным, чудесным и утонченным супругом, какого могла бы только пожелать. Хидеми нравилось даже слушать, как он говорит с ней по-английски, как бы мало она ни понимала. Она была совершенно очарована супругом.
— Когда родится малыш? — спросил вдруг Масао, поняв, что еще не выяснил самого главного. Год начался на редкость бурно — особенно в Европе, где французская армия оккупировала Рур в отместку за отсрочку военных репараций со стороны Германии. Но теперь новости мировой политики поблекли для него по сравнению с новостью о будущем первенце.
— В начале лета, — тихо отозвалась Хидеми, — думаю, в июле.
В июле исполнялся ровно год со дня их свадьбы. К тому же лето было самым подходящим временем для появления на свет ребенка.
— Я хочу, чтобы ты рожала в больнице, — заявил Масао, взглянув на жену, на лице которой немедленно появилось упрямое выражение. Теперь, спустя восемь месяцев после свадьбы, Масао успел хорошо изучить жену. Несмотря на снисходительность к современным манерам мужа, в некоторых вещах она не собиралась уступать ни на йоту. Когда речь шла о семейных делах, Хидеми с поразительной решимостью и упорством цеплялась за древние обычаи.
— Это ни к чему. Мать и сестра приедут и помогут мне.
Ребенок родится здесь. Если понадобится, позовем священника. :
— Малышка, тебе нужен не священник, а врач.
Хидеми не ответила. У нее не было желания проявлять неуважение к мужу или спорить с ним. Но когда подошло время родов и Масао стал упорствовать
Мать и старшая сестра Хидеми приехали в июне, как и предполагалось, и оставшееся до родов время гостили у молодых супругов. Масао не возражал против этого, но по-прежнему хотел, чтобы за Хидеми присматривал врач, а ребенок появился в больнице Киото. Масао уже давно понял, чего боится Хидеми: ей не хотелось покидать дом, не хотелось показываться врачу. Тщетно Масао пытался переубедить жену или ее мать, что это будет лучше для самой Хидеми. Мать Хидеми лишь улыбалась и относилась к Масао так, словно ему в голову взбрела немыслимая причуда. Сама она рожала шесть раз, но выжило только четверо детей. Один родился мертвым, другой умер от дифтерии в младенчестве. Мать Хидеми, как и ее сестра, разбиралась в подобных делах. У сестры Хидеми было уже двое детей, и ей приходилось немало помогать роженицам.
Проходили дни, Масао постепенно понимал, что ему не переубедить упрямых женщин, и с беспокойством наблюдал, как растет живот Хидеми и как досаждает ей летняя жара.
Каждый день мать заставляла ее следовать обычаям, чтобы облегчить роды. Они посещали храм и усердно молились; ели традиционные блюда. Днем Хидеми подолгу гуляла с сестрой. А по вечерам, когда Масао возвращался домой, Хидеми встречала его вкусным ужином, прислуживала ему и выслушивала принесенные мужем новости. Но единственной новостью, которая сейчас интересовала Масао, было здоровье Хидеми. Она казалась такой маленькой, а ее живот — огромным. Думая о молодости и хрупкости жены, Масао не на шутку тревожился.
Ему хотелось иметь ребенка от Хидеми, но теперь, когда пришло время, его ужасала мысль о том, что это желание может стоить Хидеми жизни. Он без конца говорил об этом с тещей, и та уверяла, что женщины созданы, чтобы рожать детей, что с Хидеми все будет в порядке — даже без вмешательства врачей. Большинство женщин во всем мире по-прежнему рожали дома, и мать Хидеми твердо придерживалась давних обычаев, несмотря на все доводы Масао о преимуществах больниц.
С каждым днем он тревожился все сильнее, пока наконец в конце июля, вернувшись с работы днем, не обнаружил дом непривычно опустевшим. Хидеми не ждала его у дверей, как обычно, ее не было ни в комнате, ни у маленькой, сложенной из кирпичей печки в кухне. В доме стояла тишина.
Масао осторожно постучался в комнату тещи и невестки и, открыв дверь, обнаружил там всех троих. Схватки у Хидеми начались несколько часов назад, она лежала молча, с искаженным от муки лицом, стискивая в зубах палочку и силясь вырваться из рук маюри и сестры. В комнате было душно, в воздухе висел пар, у ложа стоял большой таз с водой. Сестра Хидеми смахнула пот со лба. Масао заглянул в комнату и попятился, опасаясь помешать.
Он низко поклонился и вежливо осведомился, как себя чувствует его жена. Ему ответили, что с ней все в порядке, и теща Масао торопливо подошла к сёдзи [4] , служившей дверью, поклонилась зятю и задвинула перегородку. За все это время Хидеми не издала ни звука, но, судя по тому, что успел увидеть Масао, выглядела она ужасно. Пока Масао отходил от комнаты, его терзали тысячи опасений. Что, если боль окажется слишком мучительной? Если Хидеми погибнет от нее? А если ребенок будет слишком крупным?
4
Сёдзи — стенные клетчатые рамы из легких деревянных планок, заменяющие в японских домах окна и двери. С внешней стороны оклеены полупрозрачной бумагой, легко двигаются в пазах и вынимаются.