Безмолвная честь
Шрифт:
Все засмеялись, когда Хироко рассказала о своем замешательстве, а Так начал припоминать забавные истории, случившиеся еще ч те времена, когда он впервые приехал в Штаты. Рэйко рассказала, как странно и неловко чувствовала себя в Японии, куда родители отправили ее учиться. Пока они болтали, из конюшен у дороги донеслось пение. Отовсюду слышались привычные звуки, а заходящее солнце заливало округу ровным неярким светом.
Питер до поздней ночи просидел с ними на деревянных ящиках у двери конюшни. Рэйко и девочки легли спать, Кен отправился в гости к подружке. Так и Питер беседовали. Хироко время от времени подходила к мужчинам, спрашивая, не нужна ли им помощь. Она принесла Таку сигареты и предложила
— Мне следовало жениться на ней еще несколько месяцев назад, — печально сказал Питер, глядя, как Хироко исчезает в конюшне, словно призрак.
— Когда-нибудь вы поженитесь, — негромко, но уверенно подтвердил Так. Он больше не возражал. Они имели право на счастье, если хотели быть вместе. Таку не хотелось мешать влюбленным. Он наблюдал за ними — в сущности, они были уже женаты, душой и духом. С остальным следовало подождать. — Береги себя, когда будешь в армии. Как думаешь, тебя отправят в Японию?
— Вполне возможно, — согласился Питер. — Приказано явиться в Форт-Орд, но почему-то мне кажется, что нас пошлют в Европу — там сейчас назревают серьезные события.
Мне бы не хотелось воевать против японцев, а потом извиняться за это перед отцом Хироко.
Такео улыбнулся.
— Он тебе понравится — замечательный человек. У него цельный характер, он всегда был неутомимым в работе, старался приобрести передовые взгляды и убеждения. Странно. он так и не смог приехать в Штаты — полагаю, просто не решился позволить себе такой роскоши. Его жена очень милая, но немного старомодная женщина. Хироко во многом похожа на нее. — Но за последние месяцы Хироко заметно изменилась — это видели все. Она стала смелее, меньше вспоминала о прежних привычках. Случай в колледже многому научил ее, она стала более сильной и независимой, а отношения с Питером помогли повзрослеть. — Уверен, когда-нибудь ты познакомишься с ними, — задумчиво продолжал Так, — если, конечно, они переживут войну.
Надеюсь, с ними все будет хорошо. Брат Хироко — почти ровесник Кена, он всего на год старше.
Так беспокоился за сына: в последние дни Кем не скрывал недовольства, утратив все иллюзии насчет своей родины.
Он познакомился со стайкой юношей, которые просто кипели от гнева. Они считали, что родина их предала, что заключение в лагерях — нарушение конституционных прав.
— Возможно, он станет юристом, — с надеждой предположил Питер, а Так улыбнулся.
— Надеюсь.
Ближе к полуночи Питер встал и потянулся — сидеть на деревянных ящиках было неудобно. Он прошел к конюшне попрощаться с Хироко, но, заглянув в дверь, увидел, что она спит на своем самодельном матрасе, завернувшись в одеяло.
Она выглядела так мирно, что Питер долго стоял, глядя на нее, прежде чем тихо повернулся и вышел к Таку.
— Завтра приеду после занятий, — пообещал он перед уходом. Он поступал так каждый день, а в выходные проводил с друзьями целые дни и вечера. Теперь у него не было другой жизни, больше ему нигде не хотелось бывать. Он даже ухитрился пронести мимо охранников кипу бумаг, и Так помог ему исправить учебные планы. Это было единственным занятием Така, и он с жаром предался ему. Пока Так работал, Питер мог больше времени проводить с Хироко.
Рэйко каждый день уходила в лазарет. Они провели в лагере уже две недели, с тех пор прибыло еще несколько тысяч переселенцев. Теперь в лагере собралось более восьми тысяч человек, искать уединенные места, прежде не замеченные другими, становилось все труднее — нельзя было даже посидеть спокойно, не слушая десятка разговоров со всех сторон.
Единственной отрадой Хироко и Питера был дальний конец бывшего ипподрома, поле, заросшее высокой травой, где никто их не видел. Каждый день они бывали там — чтобы прогуляться и побыть вдвоем. Немного побродив, они садились на траву у ограды и почти исчезали в ней. Они сидели, словно дети в своем укромном уголке, смеялись и болтали, забыв обо всем. Для них эти прогулки стали подобны игре.
Питера удивляло, что охрана их не замечает, как и все остальные, но он был рад такому послаблению правил. Они не делали ничего предосудительного, и все же было чудесно, что их никто не замечал в столь многолюдном месте.
Он ложился в траву, болтая с Хироко целыми часами, слушая, как кузнечики стрекочут среди полевых цветов. На краткие минуты, глядя в небо, они делали вид, что свободны, что все идет так, как было бы не случись войны.
— О чем вы замечтались, Питер-сан? — спросила однажды Хироко, когда они лежали рядом, глядя, как плывут по небу облака. Со времени прибытия в лагерь прошло ровно две недели, наступила середина мая, установилась чудесная погода. Небо приобрело оттенок веджвудского фарфора.
— О тебе, — беспечно отозвался он. — А ты, конечно, мечтаешь совсем не обо мне, дорогая? — поддразнил он засмеявшуюся Хироко.
— Иногда я вспоминаю Киото… места, где бывала в детстве. Когда-нибудь я покажу вам их.
Потом Питер задал вопрос, который до сих пор не осмеливался высказать вслух.
— Ты сможешь быть счастлива здесь — я имею в виду в этой стране?
Возможно, после таких испытаний для нее это окажется немыслимым. Но Хироко задумчиво кивнула. Она и прежде размышляла об этом. Ей хотелось вновь повидать родителей, но еще больше она мечтала быть рядом с Питером.
— Смогу, — осторожно произнесла она, — если мне позволят. Будет трудно жить здесь после войны, — добавила она, вспоминая колледж и тамошних студенток.
— Мы могли бы уехать на восток. В прошлом году меня приглашали работать в Гарвард, но мне не хотелось расставаться с Таком. — Улыбнувшись, он окинул Хироко взглядом — она лежала в траве на боку, словно присевшая на мгновение маленькая бабочка. — А теперь я радуюсь, что отказался.
— Наверное, так и должно быть, Питер, — серьезно отозвалась Хироко. — Может, судьба предназначила нас друг для друга. — Высказанные вслух, слова звучали глуповато, но Хироко верила им. Питер склонился и поцеловал ее, нежно коснулся лица ладонью, провел по шее, а потом сделал то, на что еще ни разу не решался и что считал непозволительным. Но их никто не видел, а Хироко лежала так близко, что он не смог вынести искушения. Теперь у них всего было так мало — мало надежды, мало времени, почти не было будущего, и ему не хотелось упускать то, что им осталось, — ни единого мига. Он медленно расстегнул платье Хироко — лавандовое, шелковое, с застежкой от ворота до подола, напоминающее кимоно. Он собирался расстегнуть всего несколько пуговиц, но пальцы не останавливались, Хироко придвинулась ближе, и вдруг Питер понял, что раздел ее. Под платьем оказалась комбинация персикового цвета, она заскользила под его ладонью и легко спустилась вниз.
Под теплым солнцем Хироко вдруг оказалась совершенно обнаженной, и Питер с изумлением понял, что она не остановила его. Это даже не пришло ей в голову. Питер целовал и ласкал ее, прижимая к себе, а когда почувствовал, что тонкие, проворные пальчики расстегивают рубашку, застонал и стиснул ее в объятиях. Он знал, что давно пора остановиться, хотел этого, обещал себе, но почему-то не мог, а Хироко не отталкивала его. Она хотела быть здесь, рядом с ним, хотела принадлежать ему — и немедленно. Она и без того принадлежала ему всем существом, сердцем и душой, и хотела отдаться ему полностью, прямо сейчас, под летним небом. Это был один из считанных моментов, отпущенных им, и ни один из них не мог решиться упустить такой случай.