Безмолвная земля
Шрифт:
Джейк принес огромную, смазанную маслом сковороду, тарелки, бекон, яйца и хлеб; потом в камине разровнял поленья, готовя место для стряпни.
— Морозильник сдох. Еще какое-то время поживем на беконе, а когда все испортится, перейдем на консервы, — сказал он, выкладывая ветчину на сковородку. — Оголодала?
Сдерживая слезы, Зоя притворно вздохнула.
— Прямо как на пикнике. — Джейк осторожно поставил сковороду в огонь.
Ели в молчании. Потом Джейк попросил:
— Напомни вкус бекона.
— Ладно. До нашей встречи ты был вегетарианцем.
— Брось!
—
— Неужто?
— Ты вправду не помнишь? Не мог ты этого забыть!
Джейк болезненно сморщился:
— Похоже, многое забылось. Я пытаюсь вспомнить, но без толку. Слушаю твои рассказы про нашу жизнь, и такое впечатление, будто речь о ком-то другом.
— Это произошло месяца через два после нашего знакомства. В моей квартире мы двое суток не вылезали из постели. Покидали ее, только чтоб сбегать в туалет. Полный отпад. Не могли оторваться друг от друга. Напролет день и ночь трахаемся, чуть вздремнем и по новой. Совсем ничего не ели. Потом я говорю: все, говорю, хватит. Хочу сэндвич с беконом. Я ты говоришь, я, мол, вегетарианец и все такое. Что ж, говорю, вольному воля; иду на кухню и делаю обалденный сэндвич с жирнющим беконом и кетчупом. Залезаю обратно в постель и жру. Ты смотришь. Сэндвич сметелила и говорю: какой ужас, говорю, теперь, говорю, меня не поцеловать, у меня весь рот в беконе. Кошмар, отвечаешь ты, полный кошмар, и целуешь меня. Потом откидываешься на подушку, облизываешь губы и говоришь: и впрямь, хватит.
— Я сказал «и впрямь, хватит»?
— Да, ты сказал: и впрямь, хватит, будет с меня девяти лет вегетарианства. Сделай-ка и мне сэндвич. Я сделала. Вот так вот.
— Наверное, поцелуй был сногсшибательный.
— А то! Смачный. Тебе нравилось.
— Еще на что-нибудь меня совратила?
— Ты был трезвенником.
— Врешь!
— Шучу. Ты вправду не помнишь, что ли?
— Да. В смысле, нет. Не знаю. Выходит, я многое забыл.
— Пускай, — сказала Зоя, хотя была этим сильно встревожена. — Все, что ты видишь, слышишь, осязаешь или обоняешь, имеет свою историю, и я ее тебе расскажу. Скажешь «бекон», и я расскажу какой-нибудь случай, с ним связанный. Скажешь «снег», и я поведаю целую кучу разных баек. Мы — собрание наших общих историй. Вот что мы есть друг для друга.
Джейк одарил ее пристальным взглядом, полным любви и нежности. Затем поднялся.
— Куда ты?
— За дровами, чтоб ты не мерзла. Того, что осталось, даже на вечер не хватит, не говоря уж про ночь. Я мигом обернусь.
Джейк ее поцеловал, но вдруг замер и отпрянул.
— Что случилось?
— Вкус твоих губ… Он вернулся.
Джейк снова ее поцеловал и резко выпрямился. Потом закинул в камин оставшиеся поленья, сунул под мышку скатанный в рулон брезент и, открыв входную дверь, шагнул в густое марево тумана и вихрящихся снежинок.
Зоя подровняла поленья и приготовилась ждать. Не шевелясь, смотрела в огонь. Вскоре ей стало тревожно. Казалось, будто Джейк ушел очень давно. Зоя собрала оставшуюся от завтрака посуду и на кухне ее вымыла. Когда вернулась, в холле было не протолкнуться.
Его заполнили все те же возбужденно гомонившие туристы.
Вздохнули тормоза комфортабельного автобуса. Мимоходом игриво подмигнул мужчина, окатив волной лосьона.
Все заново повторялось.
От стойки донеслось слово «лавина». Зоя встретилась взглядом с лысым консьержем, что призывно махал ей с другого конца холла.
— Мадам! — окликнул он. — Мадам!
Зою будто парализовало. Мизинцем не шевельнуть. В трижды разыгранной сцене чудилось нечто зловещее. От радостного гомона оживленных туристов сводило живот.
Подметив Зоину окаменелость, консьерж в серо-малиновой ливрее ободряюще улыбнулся и, вскинув руку, помахал коричневым конвертом.
Зоя качнула головой.
Консьерж что-то сказал постояльцу и стал пробираться к ней сквозь толпу, не переставая размахивать конвертом.
— Это не мне! — крикнула Зоя. — Не мне!
— Но, мадам… — приближаясь, возразил консьерж.
Зоя зажмурилась.
Когда она открыла глаза, не было ни консьержа, ни говорливых туристов, ни администраторш, ни англичанок, ни новичков, выбиравшихся из автобуса. Все исчезли.
Зоя вновь зажмурилась и сосчитала до десяти. Открыла глаза: слава богу, в холле ни души. Что бы ни скрывалось за этим бесспорно жизнеподобным повторяющимся видением, оно ей не нужно. Зоя всей грудью выдохнула. От пережитого все еще потряхивало. Она подошла к окну: вроде бы туман стал чуть жиже и снегопад слегка унялся, но все равно почти ничего не видно.
Зоя села в кресло возле камина, но тотчас вскочила и вновь подбежала к окну. За стеклом вроде бы что-то шевельнулось.
Уже в двадцати-тридцати шагах от гостиницы все тонуло в непроглядной мути, но порыв ветра на миг разодрал плотный туман, и Зоя вновь различила шевельнувшуюся серую тень, похожую на волка.
Скорее бы вернулся Джейк, тоскливо думала она, вглядываясь в белесое марево. Очередной порыв ветра приподнял мутную завесу, и Зоя увидела людей.
Их было трое. Они сбились в кучку, но один присел на корточки, опершись локтями о колени. Вот он-то и смахивал на волка. Человек курил, уставившись на отель. Двое других тоже курили. В просветах туманного марева возникали огоньки сигарет и дымные струйки. Все трое курили, вперившись в гостиницу. Зою они еще не приметили, о чем говорили их взгляды, направленные на разные крылья отеля.
Пригнувшись, Зоя нырнула под подоконник. Сердце бухало в горле, мешая дышать. Собравшись с духом, она перебралась к другой стороне окна и заглянула в щель между шторой и стеной.
Троица была неподвижна, лишь затягивалась сигаретами. Вот один бросил и затоптал окурок, но тотчас из пачки достал новую сигарету, которую прикурил от цигарки напарника. Третий так и сидел на корточках, неустанно шаря взглядом по отелю.
«Джейк!» — подумала Зоя. Он же вот-вот появится. Его увидят. Увидят на подходе к гостинице.