Безмятежные годы
Шрифт:
Сегодня перед уроком русской литературы вдруг замедление; наш Дмитрий Николаевич, обыкновенно, сию же минуту после звонка являет свои ясные очи, a тут - пауза. В чем дело? «Неужели не пришел?» - радостно мечтаю я.
– Неужели не пришел?
– несется со всех углов класса встревоженный, огорченный возглас.
В это время, сквозь верхнюю стеклянную половину двери вырисовывается круглый арбузик Андрея Карловича, красное, взволнованное лицо «Клепки», сдержанная, вечно возмутительно корректная фигура словесника и нечто старое, седое, высокое и незнакомое.
– Директор!
– несется
– Только бы не в наш класс!
– Краешком, краешком! Мимо, голубчики, мимо!
– напутствует их соответственными жестами Шурка Тишалова, скрытая от начальствующих глаз на своей четвертой скамейке. Группа еще минуту продолжает стоять на том же месте, затем, коротенький карасик - рука Андрея Карловича - указывает на нашу дверь, и все четверо делают шаг по направлению к ней. Общие ахи, охи взвинчивают и меня.
– Редьку, редьку держи!
– торопливо шепчу я Любе, указывая на природное черное пятнышко в дереве парты.
Она с удивлением смотрит на меня.
– Вот так: большой палец на пятно, указательный под парту и говори скорей: «Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел. Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел». Еще, еще… Живей!..
– мгновенно вспоминаю я верный, не подводящий способ всегда успешно применявшийся в нашей той гимназии.
Люба, перепуганная, старается добросовестно выполнить заклинание; но пятно настолько удалено от края, что, закрыв его большим пальцем, она не может дотянуть указательный под доску.
Вместе, - шепчу я и подсовываю свой правый указательный под её парту в то время, как левой рукой «держу редьку» на своем столике.
– Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел! Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел!..
– поспешно твердим мы несчетное число раз, но… директор со всей свитой уже в классе.
В увлечении мы, крепко вцепившись в «редьку», продолжаем держать ее и, понизив шепот на два тона, повторяем спасительное заклинание. Вдруг что-то заставляет меня поднять глаза: удивленно и добродушно улыбаясь, на меня смотрит милый Андрей Карлович (он ведь всегда все видит!), на мне же остановился холодный, пристальный взгляд Дмитрия Николаевича. Я сразу становлюсь, по нашему с Любой выражению, «варенее красного рака»; она тоже. Смущенные, мы обе замолкаем. Еще не хватало, чтобы эта противная сосулька издеваться при всем классе стала! Понял, конечно, что это примета, теперь пойдет прохаживаться относительно «темноты», «предрассудков», «некультурности».
– Вот и повезло!..
Публика уселась. Вызывают Зернову. Уф! Гора с плеч! Пока она выкладывает все, что может выложить относительно «Слова о полку Игореве», я опять незаметно хватаюсь левой рукой за «редьку», благоразумно прикрыв ее ладонью правой, и уже безмолвно, не губами, a лишь мысленно, повторяю: «Федька, держи редьку, чтоб директор не спросил»…
– Госпожа Старобельская! Попрошу вас прочитать нам «Плач Ярославны», - раздается приглашение словесника.
Увы! Федька-предатель безбожно подвел!
Я, конечно, краснею, но, странно, страха моего как не бывало. Да и чего, в сущности, я трусила? Стихотворение это мне чрезвычайно нравится, знаю я его назубок, декламирую прилично, чего же? Вот просто заразили: дрожат все, ну и меня забирать начало. Глупо, в сущности.
Отвечаю хорошо. Директор слушает благосклонно,
Андрей Карлович быстро и одобрительно кивает своим арбузиком: - Хорошо, хорошо, очень хорошо!
Дмитрий Николаевич, по обыкновению, застыл в своем олимпийском величии, но мне чудится насмешка на его тонких губах. Два-три вопроса еще.
– Прекрасно, благодарю вас. Прошу сесть.
– Тонкая, длинная рука выводит равнодушно 12 в моей графе.
После этого директор подымается, раскланивается, говорит несколько приятных слов Дмитрию Николаевичу и выплывает в сопровождении Андрея Карловича терзать другие младенческие души.
– На следующий раз попрошу по учебнику закончить все, что было мной рассказано на предыдущем уроке, a на восемнадцатое число вы будете добры написать сочинение. Темой не стесняю, каждая может выбрать по своему усмотрению; по курсу еще слишком мало пройдено, отвлеченной же темы мне своей давать не хотелось бы: для меня несравненно больший интерес представит прочитать, что напишет каждая из области, наиболее ее интересующей; это, до некоторой степени, послужит характеристикой вкусов, симпатий, взглядов и общего развития каждой из вас.
А, вот это хорошо-о! Может быть, здесь мне удастся как-нибудь поддеть и разгневать вас, глубокоуважаемый Дмитрий Николаевич. Будьте уверены, что над темой я подумаю и основательно.
Танька Грачева чрезвычайно возбуждена и вся поглощена выбором темы. Надо ж показать свое «умственное развитие»! Она ищет сочувствия и одобрения y «Клепки». Что и говорить, источник надежный!
– Клеопатра Михайловна, как вы думаете, хорошая тема: «О влиянии среды на душу ребенка»?
– торжественно выпаливает она, очевидно, целиком где-нибудь вычитанное заглавие, так как своим умом она ни-ни, ни в жисть бы до того не додумалась.
«Клепка» умилена.
– Какая чудная, глубокая идея! Сколько можно написать!
– закатывает она от восторга глаза под потолок.
– Вот это значит серьезная девушка, мыслящая, - летит в наш огород камешек.
– Напишите, непременно напишите, прекрасная тема!
– Клеопатра Михайловна, я тоже хотела с вами посоветоваться, - скромно, подозрительно скромно, подходит Пыльнева: вид y неё положительно святой - ждать беды!
– Как вы думаете, ведь хорошо будет, если написать о влиянии гипнотизма на произрастание лесов в центральной Африке?
– не сморгнув, вкрадчивым голосом спрашивает она.
– Эта тема не затрепанная, a как много можно сказать!
– воодушевляется Пыльнева.
– Правда? Вам нравится? Мне бы так хотелось, чтобы вам непременно понравилось: вы знаете, как я дорожу вашим мнением.
«Клепка» растерянно и недоумевающе смотрит. Тон так искренен, голосок так кроток, большие глаза ясно и спокойно устремлены прямо на нее. Сочетание слов темы слишком смелое и неожиданное, ей ли, бедной «Клепке», сразу расчухать?
– Гипнотизм?.. Бог с вами, что это за тема: заниматься им грешно, это противно христианскому учению. И потом что за выражение: «затрепанная» тема!
– Фи, такие слова в устах молодой девушки!
– уселась она на своего любимого конька, истощив весь антигипнотический запас.