Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Я действительно говорил так, подчеркивая политическую своевременность момента, частично избавлявшую нас от папского гнева. Но душа моя пребывала в горе.
— Ради умиротворения епископа Римского, — возразил я, — чьи агенты наводнили наш двор.
— А меня огорчает внимание, привлеченное «благочестивой кончиной» вдовствующей принцессы, — вызывающе заявила Анна. — Еще немного, и начнутся разговоры о ее праведном отказе от нашего бренного мира. Люди уже возносят ей молитвы, прося о заступничестве. Неужели вы допустите появление очередной святой мученицы? Сначала
Я подал знак музыкантам возобновить игру, чтобы заглушить наш дальнейший разговор.
— Ваше поведение переходит все границы, — сурово произнес я.
Мне захотелось придушить ее за дерзкие насмешки.
— Но это же правда, — ответила она. — Народ причислил Фишера и Мора к лику святых, не дожидаясь римской канонизации, и уже готов возвысить Екатерину. Вам следовало присоединиться к нашему балу, чтобы противостоять этому поветрию, а не призывать подданных почтить ее память! Этого требует ваша собственная безопасность, какие бы там чувства вас ни обуревали.
— Стыдитесь! За вашими якобы политическими рассуждениями скрывается порочное злорадство. Пляшите, моя милая, пляшите до упаду. Ведь скоро… вашим пляскам придет конец.
Я стремительно удалился, так же как в тот далекий день, когда впервые увидел ее в желтом платье.
Бальзамировщик Кимболтона, проводивший вскрытие Екатерины, предоставил мне тайный отчет. Он обнаружил, что все внутренние органы находятся в относительно здоровом состоянии, «за исключением сердца, кое зело почернело и приобрело ужасный вид». Цвет не изменился и после обмывания; тогда он вскрыл его, обнаружив внутри такую же черноту.
— Отрава, — прошептал я.
Я давно догадывался об этом. Губительное зелье… Так вот что праздновала Анна на Желтом балу… «Интересно, — подумал я, — не желтый ли яд она использовала. Такое коварство вполне в ее духе».
Теперь осталось только отправить на тот свет Фицроя, Марию и меня. Окрыленная успехом, Анна в письме к леди Шелтон, которой была поручена опека над моей дочерью, безрассудно выдала свои планы: «Больше ничего не надо. Когда у меня появится сын, а роды уже скоро, я сама решу, как поступить с ней».
«Больше ничего не надо». Не надо больше подсыпать отравы? Значит, пока Мария будет в безопасности.
VI
На конец января был давно назначен рыцарский турнир. Мне не хотелось отменять его, поскольку тогда могло сложиться впечатление, что Англия действительно должна оплакивать королеву, а не вдовствующую принцессу. Эти состязания покажут, что время скорби миновало. Кроме того, я сам собирался попытать свои силы в конном поединке, дабы уничтожить слухи о плачевном состоянии моего здоровья. Тем самым я докажу, что со мной все в порядке.
Мне шел сорок пятый год. Давно минул тот возраст, когда мужчины принимают участие в турнирах. Брэндон уже несколько лет не появлялся на ристалищах. Но меня они радовали, я испытывал душевный подъем, садясь в седло, и не собирался лишать себя удовольствия.
В тот январский день, надевая холодные железные доспехи, каждый мог почувствовать себя прирожденным нормандцем. Снег поблескивал под голубеющими небесами, каждая черточка, каждая грань были отчетливо зримы и остры. Ледяной воздух казался необычайно прозрачным, и, словно бьющиеся сосульки, прорезали его звуки фанфар и подвесных колокольчиков лошадиной упряжи. На поле уже выезжали рыцари, и их знамена и эмблемы, яркие и четкие изображения геральдических символов великолепно смотрелись на фоне белого снежного покрова. Скоро эхом разнесется повсюду лязг клинков, и высекаемые ими искры посыплются звездным дождем.
Нога по-прежнему беспокоила меня. Воспаление усилилось, и мне стало трудно ходить, не выдавая недомогания. Сидеть на лошади было не легче; при этом больше напрягались другие мышцы, но эти усилия все равно тревожили язву, и меня мучили стреляющие боли.
Я в серебряном плаще и при полном вооружении дважды объехал ристалище в сопровождении тридцати пехотинцев в серебристо-белых одеждах. Мой выезд традиционно открывал состязания. В поединках собиралось участвовать около двух десятков бойцов.
В отличие от времен короля Артура наши турниры не оживляло появление неведомых соперников или Зеленого рыцаря. Хотя в ранней юности я сам сражался под вымышленным именем, но те годы давно миновали. А жаль… жаль было многого.
Мой конь бил копытами и возбужденно фыркал, извергая из ноздрей облачка пара. За барьером, в дальнем конце арены, маячил мой противник. Я различил на его шлеме цвета маркизы Эксетера. Видимо, мне предстоит сразиться с моим кузеном Куртене (если, конечно, его супруга не завела дерзкого любовника). А он славился боевым мастерством.
Я послал лошадь в галоп; она рванулась вперед, рассекая грудью чистый разреженный воздух, и даже внутрь моего железного шлема проник громоподобный, тяжелый перестук копыт по мерзлой земле. Через узкие прорези забрала я увидел приближающегося ко мне маркиза; в поле зрения была только его фигура, и ничего больше. Я поднял копье как положено, установил его комель в медную вмятину нагрудника, приподнялся на стременах и сделал бросок.
Внезапно мощный удар поверг меня в оцепенение, полностью лишив двигательных способностей. Небо завертелось надо мной, поманила соколиная высь, замельтешили перед глазами бело-голубые крылья, а воздух вдруг потеплел и начал источать нежнейшее благоухание белых роз…
Не в силах пошевелиться, я лежал, прижимаясь щекой к меховой полости, и слушал тихий гул голосов, похожий на сонное жужжание пчел Джейн. В чудном умиротворении я внимал этому воркованию. Как приятно оттягивать момент пробуждения, не обращая внимания на суету слуг, готовых начать церемонию утреннего туалета.
— …невозможно скрыть от нее. И от них тоже.
Я с интересом подумал, о ком они говорят. Подслушивание — опасная забава, но взрослые отваживаются на нее легче, чем дети.