Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Возле обоих герцогов стоял и близкий мне по возрасту Уильям Фицуильям, лорд — хранитель малой печати. Ему не нравилась Анна (он, разумеется, не говорил об этом открыто, но презрение выражалось в каждом его жесте. Хотелось бы мне посмотреть, как он давал присягу, ибо наверняка произносил ее текст в издевательской манере). Когда, бывало, Фицуильям, развернувшись на каблуках, ждал нового проявления ее глупости, его усталое лицо приобретало своеобычное ослиное выражение. По правую руку от него расположились добропорядочный и солидный Джон Пойнтц из Глостершира (наружность его была простоватой; я, путешествуя по стране, во множестве встречал подобных ему на обочинах дорог) и его приятель Томас, лорд Вокс, ставший рыцарем Бани во время коронационных торжеств Анны. Вокс имел редкостное сходство с Томасом Уайеттом, хотя не обладал даже каплей поэтического таланта, однако упорно пытался сочинять вирши. Рядом с ними я увидел чопорного и взволнованного Кранмера, видимо, он наслаждался ощущением праздника и с нетерпением ждал увеселений.
Оберегая былые привилегии и убеждения, своим кругом держались Эдвард Невилл, Николас Карью и Генри Куртене. Я сравнил бы их со снежной глыбой. Добившись в юности определенного положения, они не стремились к новым достижениям или интригам, а лишь таяли потихоньку, дрейфуя в потоке нового времени. К ним примкнул и Шапюи, мне всегда нравилось наблюдать за его легкой подвижной фигурой; неужели ему известен секрет вечной молодости? И тут у нашего «сугроба» сбоку появился странный нарост — к моим верным соратникам прибились оставшиеся в Англии братья Поль, Генри и Джеффри.
Задумавшись о них, я испытал то же самое чувство, что посещало меня при мысли о Море. Реджинальд, младший представитель этого рода, которого я за счет казны послал учиться в Италию, повзрослев, отказался вернуться домой. Он стал блестящим ученым, снискал заслуженное уважение в Падуе и папской курии и недавно в ответ на мое «королевское дело» написал трактат «Pro Ecclesiasticae unitatis defensione» [3] . Поля считали главным защитником Екатерины, причем настолько влиятельным, что она и ее племянничек-император мечтали разрешить многие сложности путем заключения брака между Марией и Реджинальдом — дабы объединить Алую и Белую розы в законном союзе незаконных претендентов. Семейство Поль по линии Маргариты, матери Реджинальда, принадлежало к Плантагенетам. И кроме того, они состояли в родстве с вымершим родом де ла Поль.
3
«В защиту единства церкви» (лат.).
Жалкие цветки некогда пышного куста Белой розы увядали в Англии. На редкость невзрачный, лишенный воображения Генри, лорд Монтегю, походил на вывернутый из мостовой булыжник, а нервный, робкий и хилый Джеффри боялся спать по ночам без света. Гордость семьи Реджинальд унаследовал фамильные таланты и мужество, но, к сожалению, предпочел служить Папе, а не мне.
Всего в нескольких шагах от них высилась фигура Кромвеля, специально принарядившегося ради этого вечера. Заметив его, мои соратники сочли за лучшее отойти в сторонку, не зная, что Крам приставил к ним одну из своих подопечных (миловидную даму), и чем дальше они отступали от него, тем ближе подходили к ней.
Анна подошла к моему тронному креслу. Надо бы сказать ей любезность, но я не смог и рта открыть. Меня переполняла такая жгучая ненависть, отягощенная жутким страхом, что я не доверял собственному голосу. Осознав, однако, что молчание тоже может выдать меня, я пересилил себя, улыбнулся и мягко спросил:
— Давно ли вы начали готовиться к празднику?
Мне не хотелось видеть ее; она вызывала у меня отвращение. Поэтому я не поворачивал головы к Анне, а лишь слегка скашивал в ее сторону уголок рта.
— С тех пор, как заметила первый упавший на землю лист.
Ее голос звучал с неизменным очарованием. Он сулил нечто особенное.
— У вас появились свежие идеи?
Я по-прежнему не смотрел на нее.
— Да. В представлении мы использовали нечто новое. Сейчас вы сами увидите! И крылья я придумала сама, пока вы пропадали…
Для участников мистерии соорудили небольшой помост. Его оградили небольшими жестяными щитами, а за ними спрятали свечи. Жуткий синеватый свет постепенно угас, и вот в зале осталась освещенной только сцена.
Заиграли музыканты, благозвучнейшая арфа навевала самозабвенные и возвышенные мысли о вечности. На сцене появились бледные бесформенные существа. Они плавно помахивали огромными бутафорскими крыльями. Белые перья сверкали в полумраке. По моим представлениям, так выглядели ангелы. В детстве мне говорили, что ангел-хранитель помогает избежать опасности; и во время игр, которые могли бы плохо закончиться, я словно видел над собой парящего ангела…
К небожителям вдруг с шумом присоединились кудрявые черные существа — может, лицедеи вылезли из потайного люка? — и начали расползаться в разные стороны, как черви. Заполонив всю сцену, они набросились на ангелов, точно шквальный ветер, и принялись срывать с их крыльев блестящие перья и разбрасывать их. Музыка изменилась, теперь ее мучительные и резкие завывания выражали страх и противоборство. Ангелы, вооружившись жезлами, стали сражаться с демонами; на первом плане один из них упал, истекая зловонной густой жидкостью. Потом появился князь тьмы, облаченный в черный атласный плащ и окруженный дымовой завесой.
С удивлением я отметил, как он хорош собой. Лицо казалось смутно знакомым, но мерцающий, бьющий снизу свет искажал его черты. Оно сияло сверхъестественной красотой.
— Я тот, кто приносит свет, Люцифер, утренняя звезда, — с пафосом произнес он, всем своим видом подтверждая сказанное.
Порок не всегда уродлив; он обретает огромное могущество, принимая обличье светлого ангела, и никто не понимал этого лучше меня!
— Сражайтесь вместе с моим воинством! — призвал он всех нас. — Общими силами мы победим ангелов и навеки завладеем небесным царством!
Схватка началась, но только архангелу Михаилу под силу разгромить Люцифера и его демонический легион. По всему залу загорелись огоньки в медных жаровнях, и нас окутали расползающиеся облачка дыма. Битва света и тьмы перекинулась со сцены в зал; ангелы и демоны, продолжая бороться и пронзительно кричать, смешались с гостями. Возле моего трона, роняя перья, прошелестело огромное крыло; три беса, преследовавшие его обладателя, проползли под сиденьем тронного кресла. В демоне с повязкой на глазу я узнал Фрэнсиса Брайена. Знакомый жест, резкий поворот головы, от которого разлетелись волосы, выдали второго, и мое сердце замерло: Анна вырядила в бесовский костюм Генри Норриса. Бой становился серьезным; противники вытаскивали из ножен мечи. Зрители присоединились к адской лицедейской битве, однако меня она не взволновала. Я погружался в оцепенение, мои члены начали неметь, голова кружилась… Этот дым…
— Опиум, — подтвердила Анна, вновь прочитав мои мысли. — С безумными сложностями и за безумные деньги его купили на Востоке. Волшебный порошок погружает в великую летаргию, праздную леность… Но посмотрите, это помогает избежать малейшего ущерба.
Взмахи мечей замедлились, сжимавшие их руки опустились. Движения крылатых воинов стали вялыми и неуверенными. Оживленными оставались только демоны, словно невосприимчивые к опиумной отраве. Пронзительно визжа, они взмахнули руками, и из-под задрапированной черными занавесами сцены поползли зловещие орды: оборотни, призраки, мумии, колдуны, чародейки, мертвецы, могильные черви, банши [4] … Гниение, стенание, раскаяние…
4
Привидение-плакальщица, вестница смерти в древней кельтской мифологии.