Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Справедливый суд убедит вас в обратном, — решительно возразил он.
Увы, Анна ослепила и его. Она превратила его в обожателя, готового защищать ее до самой смерти.
«Очередная жертва, — подумал я. — Благородные рыцари стали легчайшей добычей; они запутались в собственных сетях».
Я отъехал от Норриса и указал на него гвардейцам.
— Арестуйте его! Арестуйте этого негодяя!
Его окружили лейб-гвардейцы. Я видел теперь лишь группу всадников с оружием, ярко сверкавшим в лучах весеннего солнца.
IX
Уилл:
Вечером
Анна и ее брат пока оставались на свободе. Но им предстояло провести во дворце последнюю ночь. Говорят, огорченная поведением короля на турнире Анна пыталась выяснить, что происходит, но ее уже окружала стена молчания. То, что произошло нечто из ряда вон выходящее, Анне стало ясно по опустевшим королевским покоям и зловещему безмолвию слуг за ужином. Раньше они подавали блюда, почтительно желая своей королеве приятного аппетита. Нынешним вечером, однако, они не проронили ни слова.
Конец дня она провела в одиночестве. Ей сообщили, что Марка Смитона куда-то увезли и он не сможет развлечь ее своей игрой. Она послала за Джорджем, но его нигде не нашли. Подобно диким животным из Тауэрского зверинца, королеве предстояло провести эту ночь в своеобразной дворцовой клетке. Она беспокойно бродила от стены к стене и терялась в догадках, отчего все покинули ее и что принесет ей утро…
Короля попеременно обуревали приступы гнева и тоски, сопровождающиеся рыданиями. Придворные не знали, утешать его или лучше дать ему выплеснуть чувства в одиночестве. В итоге мы предпочли не навязывать ему наше общество. Беды сильных мира сего порой следует не замечать; более того, Гарри наверняка жаждал уединения.
Утром он первым делом вызвал к себе Кромвеля, потом остальных членов Тайного совета и ознакомил их с обстоятельствами дела. Им предстояло арестовать королеву и отправить ее в Тауэр, для начала предъявив обвинения.
Тем временем Анна за обедом упорно пыталась шутить: «Как ни странно, королю нравится испытывать мою храбрость».
Около двух часов дня в ее покои пришли советники, возглавляемые ее дядей герцогом Норфолком и Кромвелем, с намерением поговорить с ней и допросить ее свиту. Они вели себя дерзко и бесцеремонно.
— Вы совершили прелюбодеяние, — бросил герцог, — с пятью придворными. Их уже заключили в Тауэр, и они подписали признания. Вы должны признать свою вину. Вам нет больше смысла таиться и лгать. Нам все известно.
Он также обвинил племянницу в кровосмесительной связи и преступном намерении убить своего супруга.
Анна гневно отрицала все нападки.
— Я чиста и невинна, — вскричала она, — никто из мужчин не касался меня, кроме моего законного супруга, короля!
Видя, что она упорствует во лжи, ее дядя укоризненно покачал головой. На борт королевского баркаса у дворцовой пристани уже прибыл Кингстон, комендант Тауэра, с командой своих гвардейцев для доставки королевы в тюрьму. Кромвель также выбрал для ее сопровождения четырех враждебно настроенных дам, коим впредь надлежало доводить до его сведения любое произнесенное Анной слово.
— Ох-ох-ох, этого еще не хватало, — сердито бурчал герцог, его голова болталась из стороны в сторону, как язык колокола.
Анну повезли в Тауэр. Теплые лучи весеннего солнца играли на волнах Темзы, и народ с берега радостно приветствовал появление баркаса.
Перед входом в крепость Анна упала на колени.
— Господи, помоги мне! — воскликнула она. — Я не делала того, в чем меня обвиняют!
Гвардейцы Кингстона отвели ее в те самые покои, где она провела ночь перед коронацией. Там ее будут содержать в уединении, лишив всякой возможности общаться с благожелателями. В майскую ночь трехлетней давности здесь звучали громкие голоса льстецов и бардов, а ныне царила таинственная тишина.
— А где мой любезный брат? — возмущенно спросила узница.
— Я оставил его на Йорк-плейс, — ответил Кингстон.
Хотя на самом деле Джорджа Болейна доставили в Тауэр в то самое утро.
— Судя по слухам, меня будут обвинять пятеро мужчин… Значит, вам уже все ясно и мне остается лишь молча обнажиться перед вами, — истерично выкрикнула она, задрав юбки.
Никто не понял, что она имела в виду.
— О, Норрис, посмеете ли вы обвинить меня? — точно в бреду, вопрошала она. — Вам тоже суждено успокоиться в Тауэре, мы с вами умрем вместе… Марк, и вам уготована та же участь.
Когда королю сообщили, как она призывала брата, Норриса и Смитона, он заплакал.
Кромвель отлично изучил характер королевы. Он знал, что она бесстрашна, ей приписывали смелость львицы, но, чтобы бросаться в атаку, нужен противник. А у нее не было определенного обвинителя. Не видя перед собой врага, она будет отчаянно нервничать и выдаст себя в опрометчивых выражениях. Нэн Болейн не умела молчать. Крам приказал записывать каждое ее слово. Он ведь слышал, как она легкомысленно заявила, что «просто мечтает о яблоках», и решил воспользоваться ее роковой слабостью.
Первый же день принес ему богатый урожай. Ей вспомнился разговор с Уэстоном, когда он признался в своей любви. Она сравнивала его с Норрисом.
— Я больше боюсь Уэстона, — сказала она, пояснив причины своего страха.
На следующий день разговоры перешли на брата. Кромвелевские доносчицы сообщили ей о его аресте.
— Я счастлива, что мы с ним теперь так близки, — заметила она.
Кингстон подтвердил, что из-за нее в Тауэр посадили пятерых мужчин.
— С Марком обходятся хуже всего, — сообщила ей одна из шпионок. — Его заковали в цепи.