Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Перечень достоверных нарушений закона открывали события трехлетней давности:
— «В Вестминстерском дворце 6 октября 1533 года… и в разные прочие дни, до и после указанной даты, посредством соблазнительных слов, поцелуев, деяний и прочих злодейских средств она совращала и подстрекала Генри Норриса, личного камергера господина нашего короля, нарушать присягу и вступать с ней в плотские сношения, по причине чего 12 октября упомянутый Генри Норрис преступил закон и опорочил себя, вступив с ней в плотскую связь».
Далее описывалось ее прелюбодеяние с родным братом Джорджем, лордом Рочфордом, имевшее место 2 ноября:
— «…откровенные сладострастные
Далее зачитали даты остальных преступлений (я опущу их описания, ибо они изобиловали похотливыми подробностями):
19 ноября 1533 года — в Вестминстере с Генри Норрисом.
27 ноября 1533 года — в Вестминстере с Уильямом Бреретоном.
8 декабря 1533 года — в Хэмптон-корте с Уильямом Бреретоном.
19 мая 1534 года — в Гринвиче с Марком Смитоном.
20 мая 1534 года — в Гринвиче с Фрэнсисом Уэстоном.
20 июня 1534 года — в Гринвиче с Фрэнсисом Уэстоном.
26 апреля 1535 года — в Вестминстере с Марком Смитоном.
29 декабря 1535 года — в Элтаме с Джорджем Болейном.
Помимо «грязной и ненасытной похоти» ее обвинили в тайном сговоре с любовниками против Генриха. Согласно свидетельским показаниям, она говорила им, что «в глубине души никогда не любила супруга» и «обещала выйти замуж за одного из них после смерти короля». Дабы держать их в любовном плену, она разжигала соперничество между ними, наделяя каждого безумно щедрыми дарами.
Кромвель и его главный прокурор, сэр Кристофер Хейлз, выдвинули против королевы еще два пункта: во-первых, отравление вдовствующей принцессы и покушение на жизнь леди Марии; во-вторых, злонамеренное причинение ущерба здоровью короля — ибо из-за пороков своей жены он «испытал в сердце своем недовольство и печаль… кои вызвали серьезные физические недомогания». Последнее утверждение, насколько мне известно, было правдой, хотя многие над этим подшучивали.
По словам обвинителей, Анна тайно издевалась над королем, высмеивая его баллады, музыку, наряды и личные недостатки. В письме брату Джорджу относительно своей беременности она будто бы заикнулась, что вынашивает его ребенка.
Анне предоставили слово для защиты. Гордо выпрямившись, как всегда, она вскинула голову и заговорила громким и звонким голосом, разлетавшимся во все концы каменного зала.
Последние обвинения она обошла многозначительным молчанием. И, уделив внимание только прелюбодеяниям, заявила о своей невинности, хотя признала, что давала Фрэнсису Уэстону денежное вознаграждение и приглашала Марка Смитона в свои покои для игры на верджинеле. Ее речь прозвучала красноречиво и остроумно, а сама она излучала неземное очарование.
Но все было бесполезно. По оглашении всех обвинений большинство пэров признали ее виновной. Затем поднялся ее дядя Норфолк и грозно зачитал приговор:
«Виновна в государственной измене, прелюбодеянии и кровосмесительной связи. Преступница заслужила смерть, приговаривается к сожжению на лугу лондонского Тауэра либо — по усмотрению короля — к обезглавливанию, если его милость пожелает облегчить ее участь».
Напряженную тишину нарушило смятение в рядах пэров. Генри Перси упал в обморок. Слуге пришлось взвалить его обмякшее тело на спину и вынести из зала. Анна проводила его взглядом, и на лицо ее набежала тень, оно словно увяло.
Ей вновь дали слово, но теперь она говорила без всякого воодушевления.
— О Господи, Тебе ведомо, заслужила ли я смерть… — Она помедлила и обратилась к присяжным: — Милорды, я не буду говорить, что ваш приговор несправедлив, и не осмелюсь предположить, будто мои доводы могут восторжествовать над вашими суждениями. Мне хочется верить, что у вас достаточно веские причины для вынесения такого приговора, но тогда они должны быть отличны от тех, что представлены ныне в суде, ибо я не совершала преступлений, кои вменяются мне в вину. Я всегда хранила супружескую верность королю, хотя не скажу, что всегда выказывала приличествующее мне, возвышенной его волей из ничтожества, смирение и почтение перед его добротой и величием. Я признаю, что имела ревнивые мысли и подозрения о его увлечениях. У меня не было, увы, достаточной осторожности и мудрости, чтобы скрывать свои переживания. Но всевидящий Господь будет моим свидетелем в том, что я не согрешила против супруга никаким иным образом. Вы полагаете, что я говорю это в надежде продлить себе жизнь? Нет. Бог научил меня смирению перед лицом смерти, и Он укрепит мою веру. Не думайте, что в преддверии конца я пребываю в полном замешательстве и меня уже не волнуют ни честь, ни невинность, которые я берегла всю мою жизнь, как то и положено королеве. Знаю, что эти последние оправдания не принесут мне никакой выгоды, кроме удовлетворения моей честной души. Что касается моего брата и других несправедливо обвиненных придворных, то я охотно приняла бы на себя все казни, дабы избавить их от мучений; но, понимая, что так угодно королю, я готова стать их спутницей в смертный час. Поскольку уверена в том, что в ином мире нам суждена вечная и покойная жизнь. Я прошу вас, добрые люди, помолиться за меня.
Она устало поднимается и в сопровождении Кингстона удаляется из зала суда в свои тюремные покои.
Ее дядя откровенно разрыдался. Ему с трудом удалось овладеть собой, чтобы провести суд над последним заключенным в Тауэр обвиняемым, Джорджем Болейном, лордом Рочфордом.
Ему зачитываются обвинения. Они заключаются, во-первых, в инцесте — в прелюбодеянии с его сестрой, королевой. Во-вторых, в заговоре, имевшем целью убийство короля. Он отрицает и то и другое. И в третьих, в предположении, что он отец принцессы Елизаветы.
В ответ на третий пункт Болейн молча ухмыляется и насмешливо поднимает брови.
Заключительное обвинение запрещено оглашать публично, и его изложенное на бумаге содержание представляют пэрам, а затем показывают лорду Рочфорду. Эти показания предоставила леди Джейн, его законная жена.
— Ах да, — громогласно заявляет Джордж Болейн и зачитывает вслух слово за словом: «Моя сестра, королева Анна, сообщила мне, что король стал немощен. Его мужское естество растеряло задор и живость».
И он истерически захохотал.
Возмущенный Кромвель разразился гневной тирадой, на что Болейн с улыбкой добавил:
— Но я же не высказываю предположений о том, что в следующем браке его величество может столкнуться с теми же интимными сложностями.
Одна фраза превратила короля в обвиняемого. Упомянутый «следующий брак» неслыханно удивил людей. Неужели правда, что король уже выбрал преемницу? Не устроили ли весь этот процесс ради новой королевы? Но Кромвель пустил в ход главный козырь: очередное заявление от Джейн Болейн, леди Рочфорд, которая дала клятву, что ее муж состоял со своей сестрой в кровосмесительной связи. Она сочла своим долгом обнародовать «проклятую тайну», известную доныне только ей.