Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Она пригладила тесный лиф платья. Атлас собирался в блестящие складки вокруг ее грудей, подчеркивая их сладостную прелесть. О прохладная шелковая синева! Какие наслаждения ты скрываешь?
— Вы просите о милости? О нет, ее надо заслужить! — усмехнулся я.
Никакой милости до тех пор, пока я не засну блаженным сном на промокшем от страсти ложе. Никакой милости, пока порочный дневной свет не озарит наш брачный чертог. В тот непристойный день! С его беззастенчивым любопытством и благоприличным освидетельствованием.
— Приходите ко мне в опочивальню сегодня вечером, — жарко прошептал я ей на ухо.
— Нет-нет!
Она вздрогнула и попыталась отстраниться.
Ладно. Ее добродетель намерена выдержать любые удары, и ключ к ее замку предоставит мне только свадебный обряд. Пусть так и будет. Целомудрие превращало ее в старую скрягу с шотландского севера, у которой не допросишься даже снега зимой. Ладно, доиграем до конца сказку о спящей красавице.
— Что ж, всю одинокую ночь придется стонать от мучений любви, — с глубоким вздохом заметил я.
— Не хотелось бы мне быть мужчиной, — улыбнулась она.
«Женщины тоже стонут от желания, — подумал я. — Скоро, скоро вы сами все узнаете».
Но не открыл ей своих тайных мыслей.
— Спокойной ночи, дорогая, — сказал я, невольно прощаясь с ней так же, как с Анной.
А что еще я мог пожелать невинной деве?
Кромвелю я дал определенные указания.
— Вы подготовили документ, который следует отправить на подпись принцессе Клевской?
— Да, ваше величество. Следуя вашим желаниям, я постарался расписать здесь все по пунктам.
Он извлек свиток.
— Если бы тут содержалась истинная причина, то список был бы еще короче.
Этот документ пояснял затруднения… но достаточно ли они важны для завершения нашей игры? Я отложил бумагу.
— Есть еще один вопрос, ваше величество, — радостно заявил Кромвель. — Вопрос, касаемый денег.
Он пристально следил за мной, словно ожидал увидеть, как я пущу слюнки. Неужели все дело в его прозаичной алчности? Такое простое объяснение?
— Распуская монастыри, мы забыли об одном ордене. Рыцарском ордене иоаннитов.
Ах да. Воинствующий монашеский орден защитников Христа. Их изначальная миссия: защита паломников и немощных на пути в Иерусалим. Иоанниты сражались с неверными и понастроили странноприимных домов на всех дорогах в святые места. Никто прежде не делал этого, и их знания и умения оказались востребованными. Неудивительно, что орден стал влиятельным, а потом и богатым. Нынче он имел владения и по всей Европе. У иоаннитов было множество привилегий, и они слыли настоящими рыцарями, впрочем, в чистейшем смысле этого слова. Их процветание основывалось на стойкости духа, честности и сострадании.
— …доход в десять тысяч фунтов, — триумфально закончил Крам.
— Но кто займет их место?
— Никто. — Он криво усмехнулся. — В наши дни они больше не нужны.
— Отпала потребность в благотворительности и защите?
— От кого защищать пути в Иерусалим? Возможно, талантам иоаннитов найдется иное применение.
— Но разве им не нужно формальное объединение?
— Изначально понятие рыцарства не подразумевало формального объединения. Все, что требовалось для совершения добрых дел, — храбрость и милосердие. А в наше время это под силу любому дальновидному человеку.
Я тяжело вздохнул. Мне не хотелось соглашаться — признавая его правоту, я словно обрекал на смерть часть своей души.
— Я оставлю вам мои тезисы для изучения, — наконец сказал Кромвель, решительно положив бумагу на стопку обычных, требующих моего рассмотрения документов — они касались арендной платы в Кенте и поставок испанских вин из Аликанте.
После его ухода я внимательно перечитал первый пергамент. В нем лаконично и разумно излагались причины правовой несостоятельности нашего с Анной брака. Подчеркивались также особые привилегии, которые получит бывшая супруга, став «любимой сестрой короля». У нее будет беспрецедентное преимущество над всеми дамами Англии, за исключением королевы (чье имя не указывалось) и моих дочерей. Ей будет предоставлен щедрый годовой пансион в пять тысяч фунтов и две королевские резиденции — Ричмонд и Блетчингли.
Она, в свою очередь, просто подпишет соглашение, признав все его пункты. Затем Анна отправит письмо своему брату, предвосхищая любые сомнения, которые могут возникнуть у него в связи с «ущемлением ее чести». Ей следует заверить его в том, что ее достоинство не пострадало и они с королем Англии пришли к обоюдному согласию.
Соглашение сопровождала лаконичная ремарка Кромвеля: «Вашему королевскому величеству, безусловно, необходимо лично побеседовать по данному делу с членами суда и иностранными послами, а именно сообщить им следующее: „Вследствие внутреннего духовного убеждения в неугодности нашего союза Господу брак между мной и принцессой Клевской так и не завершился консумацией. Святой Дух, Дух истины и мудрости, во всей очевидности, ниспослал нам сие знание, и мы подчинились“».
Как точно, туманно и возвышенно. Но что, если возникнут вопросы? Должен ли король открыть свои сокровенные тайны перед народом? Что могут потребовать мои подданные и какие требования я обязан удовлетворить?
Нет, нельзя подписывать такое соглашение. Завтра утром надо будет еще раз обсудить все тонкости с Кромвелем.
XXVII
В ту ночь я не смог уснуть. Бродя по кабинету (чтобы не будить спокойно посапывающего в опочивальне Калпепера), я поглядывал в окно на освещенные покои Кромвеля. Ходили слухи, что он никогда не спит, и теперь я убедился в их справедливости. Я вышел во двор и направился к его апартаментам. Большие астрономические часы надвратной башни пробили трижды, когда я толчком распахнул входную дверь и очутился в первой приемной. Здесь было темно, но в дальнем помещении мерцал свет. Я двинулся туда, словно бабочка, летящая на огонь.
Из кабинета донесся шум, похоже, Кромвель услышал мои шаги.
— Кто там? — спросил он дрожащим, изменившимся почти до неузнаваемости голосом.
— Король.
Из-за двери донеслись спешные шаги, и на пороге появился облаченный в шелковый ночной халат Кромвель. Он уставился на меня безумным взором.
— Я увидел, что вы бодрствуете, — проворчал я, — и прикинул, что ночью нас некому подслушивать. Хотел поговорить насчет того «заявления», которое я, по вашему мнению, должен сделать.