Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Нет, только не Анна Болейн… Я подавил ужасные воспоминания о ней и ее музыкантах, которые вылезали из всех щелей, как черви после дождя.
— …леди Елизавета, — с легкой запинкой закончил я. — Где же вы научились так хорошо музицировать?
— В доме моей бабушки, — улыбнулась девушка, приглаживая юбки. — Со мной занимался учитель.
— И давно ли? Должно быть, вы учились долгие годы.
Я присел рядом с ней на узкую скамью.
— Нет. Я занималась… — она чуть задумалась, — всего один год. С тринадцати лет. Хотя училась очень усердно. И продолжала играть уже без учителя.
— Очевидно, вы любите музыку?
— Обожаю.
Она опять улыбнулась.
Меня поразило, как быстро она освоилась. Впрочем, так зачастую бывает, когда встречаются любители искусства — избранное призвание помогает справиться со смущением и стирает границы между людьми, даже если они в неравном положении. Мы говорили на одном языке, и все иные понятия потеряли значение. Увлекшись музыкой, я даже забыл о своей страстной любви к Екатерине. Сейчас я видел в леди Говард лишь понимающую слушательницу.
Я пробежал пальцами по клавишам, вспоминая забытые мелодии. Потом мы поменялись ролями, и я внимал ее игре. Продолжая выводить знакомую мелодию, Екатерина вдруг радостно рассмеялась, а я взирал на ее раскрасневшееся лицо с густыми черными ресницами. Меня захлестывали смешанные чувства, возрожденные и усиленные звуками музыки и даже, как ни странно, самим верджинелом с его сколотыми старыми клавишами.
Повернув голову, она посмотрела на меня, не уклончиво, как благовоспитанные девицы, но открытым и смелым взглядом. Голубые глаза с темным ободком ярко сияли. Ее лицо было обольстительным, отчужденным и невинным одновременно, и вдруг мне показалось, что именно меня ждала она здесь…
— Екатерина, — наконец сказал я, изумившись тому, какую уверенность обрел мой голос, — мне очень нравится, как вы играете, и я готов музицировать рядом с вами всю жизнь. Я многое утратил — но не безвозвратно, как боялся, а на время. И мне хочется поделиться с вами вновь обретенным даром и дать вам… подарить… все, что ваша душа пожелает, — вяло закончил я.
— Новый верджинел? — предположила она. — Да, клавиши на этом уже…
Она не поняла меня!
— Конечно новый. Но, милая, я хочу спросить вас…
А хотелось мне задать определенный вопрос: «Сможете ли вы полюбить пожилого мужчину, которому скоро стукнет полвека, и выйти за него замуж?»
— …не пожелаете ли вы стать моей…
Королевой? Глупо просить кого-то принять корону. Это само по себе вознаграждение!
— …не пожелаете ли вы стать моей женой?
Она глянула на меня, как на безумца. Потом, запинаясь, ответила:
— Я не могу… это невозможно… у вас уже есть супруга.
Ответ Анны Болейн! Я почувствовал, как меня затягивает в воронку времени, где ничего не меняется, где мы обречены на веки вечные повторять одни и те же ошибки, слышать одни и те же ответы… «Вашей женой я быть не могу, у вас она уже есть; а вашей любовницей я быть не хочу…»
— У меня нет жены! — Эти слова уже были сказаны когда-то. — Я имею право аннулировать наш брак.
Вот это уже нечто новое. Право, заслуженное долгими шестью годами испытаний.
— Вы хотите сказать, что… я стану королевой?
— Да, если согласитесь стать моей женой.
Она ошеломленно помотала головой.
— Ничтожная камеристка Екатерина Говард станет королевой Англии?
— Моя милая, — сказал я, тщательно подбирая слова, — одним из величайших удовольствий, дарованных королю, является привилегия самому решать, кто достоин высоких почестей и царственного положения. И лишь благодаря мне избранные достигают известности и признания, коих они заслуживают. Не думаете же вы, к примеру, что в Ирландии мало одаренных и прекрасных людей? Однако все они рождаются, живут и умирают в безвестности… удобряя землю, подобно навозу. Вы, — прошептал я и коснулся пальцами ее идеально округлого, изящного подбородка, — рождены носить корону. Екатерина, будьте моей женой.
— Но ведь ваша супруга, леди Клевская…
— Она получит щедрое содержание. Не вините себя в предательском вытеснении вашей госпожи из моего сердца. Мы с ней не были мужем и женой. Но стали братом и сестрой и впредь сохраним добрые родственные отношения.
Она долго хранила молчание.
— Я не могу поверить… — пролепетала скромница. — Вы разыгрываете меня.
— Ничего подобного! Если вы желаете испытать мои чувства, то пусть так и будет! Я не буду искать с вами встреч, пока Кранмер не даст нам церковное благословение.
— Правда?
— Разумеется, правда! Праведная девушка должна оставаться невинной до венчания.
Она упала на колени и покрыла поцелуями мою руку.
— Добрый король Генрих, вы не представляете, что делаете. Я не достойна быть вашей женой.
Ее губы были теплыми, мягкими и влажными. Меня охватило возбуждение.
— Ерунда. Только недостойные принимают возвышение как должное. Ваша сдержанность говорит об обратном.
Ее губы продолжали ласкать мою руку. Я высвободил ее и поднял девушку с пола.
— Моя любимая Екатерина, — сказал я. — Я благодарю Господа за этот день. Ждите и верьте. Вы изумитесь, увидев, как быстро я устраню все преграды!
Солнце заливало пустую гостиную; пылинки плясали в ярких лучах весеннего света. Волшебный мир, волшебная встреча. Я поцеловал руку Екатерины. Она ахнула, отступила и убежала из комнаты, точно резвый ребенок.
Испугана она или взволнована? В любом случае юная прелестница забыла о правилах приличия и не искала оправдания своему бегству.