Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Продолжайте работу, — распорядился Кранмер. — Пожалуйста, постарайтесь подобрать как можно больше синонимов для слова «ангел» в главах о Воскресении. Я буду вам весьма признателен.
По-прежнему никто не улыбался.
— Пойдемте, Томас, — тихо сказал я, кладя руку ему на плечо.
Когда мы вышли из зала и свернули в ближайший коридор, я остановился и отпустил его.
— Простите за внезапное вторжение, — извинился я, — но необходимо срочно разобраться в крайне серьезных делах.
Кранмер в ответ лишь помотал головой, словно внезапно разбуженный человек, пытающийся стряхнуть остатки сна.
Мы пришли в мою укромную малую гостиную, где можно было поговорить со всей откровенностью, не опасаясь чужих ушей. Да, как же хорошо знакомо мне это убежище со стенами, обшитыми дубовыми панелями, в мою память врезались все их прожилки и неровности! С каким удовольствием я обсуждал бы дела в более уютном месте… но лишь сюда не могли добраться шпионы Крама.
— Томас, Кромвель стал изменником… связался с еретиками.
Рослый архиепископ молча смотрел на меня. Его голубые глаза излучали невозмутимое спокойствие.
— Уверяю вас, прошлой ночью я получил доказательства!
Я поведал ему о своих сомнениях, страхах, дурных предчувствиях и, наконец, о хранении изменнических книг. Кранмер по-прежнему стоял передо мной, недвижимый, как древнеримская статуя правосудия. Казалось, архиепископский сан придал ему еще больше здравого смысла и благоразумия.
— Итак, у нас появился анабаптистский мятежник! — после долгой паузы воскликнул он.
— Безусловно. Даже не знаю, как давно он связался с ними.
Неужели он стал предателем в те времена, когда поил меня шербетом? О нет, вряд ли! Тогда мы были добрыми союзниками.
— Еретики хотят с его помощью развратить моих подданных.
— А я доверял ему, ваша милость, — едва не плача, выдавил Кранмер. — Вы тоже. Я полагал, что в нем живет истинная любовь к Богу, почитание Христа. О Владыка Небесный, если нельзя верить даже ему, то кому вообще можно?
Сам Господь вложил в его уста такие слова, но в тот момент от волнения я не обратил на них внимания, поглощенный необходимостью покончить с Кромвелем.
Да, он будет арестован по обвинению в государственной измене… пусть только закончится этот мучительно долгий день. Как только разрешится щекотливое брачное дело с Клеве и Анна согласится написать своему брату, услуги Кромвеля мне больше не понадобятся.
Дневная жара спала и уже подступили сумерки, когда вернулись два моих посла. Оба выглядели усталыми, а их наряды изрядно запылились. Но это не страшно. Это даже хорошо. Значит, что они успешно выполнили задание. Где-то среди беспорядочной массы свитков, которые придворные прятали под плащами (отчего казалось, под ними скрываются ветвистые оленьи рога), должны быть желанные подписи и печати.
— Итак? — спросил я, поднимаясь с кресла.
— Она согласилась, ваша милость, — выдохнул Брэндон, извлекая и протягивая мне документы.
Взяв их, я с ребяческим нетерпением сразу взглянул на подпись: «Анна, принцесса Клевская».
— Хвала Спасителю! — пробормотал я.
Спохватившись, я предложил моим посланцам присесть и подкрепиться. Для них этот день прошел не менее мучительно, чем для меня. Они поблагодарили меня и устроились за столом. Деловитый паж принес чаши с водой, чтобы прибывшие могли ополоснуть руки.
— Королева… леди Анна… с трудом перенесла это известие, — приглушенным голосом сообщил Уайетт, вытирая салфеткой пальцы.
Ничего удивительного. Она ведь полюбила меня и думала, что до конца дней останется английской королевой.
— Понятно, я очень сочувствую ей, — сказал я, не погрешив против истины.
Да, неразделенная любовь мучительна. К тому же обидно лишиться высокого положения, каковое считаешь своим по праву.
— Увидев нас издалека за садовой изгородью, она упала в обморок, — добавил Брэндон.
Лишилась чувств? Невероятно! Нет, какие глупости?! Не могла же она забеременеть, не познав мужчину, как Дева Мария. Нет, что за фантазии приходят мне в голову? Должно быть, она потеряла сознание от любви, от безнадежной любви.
— Бедняжка, — вздохнул я.
— Она решила, что мы привезли ее смертный приговор, — пояснил Брэндон. — Подумала, что ее заключат в тюрьму, осудят и казнят.
Я пренебрежительно усмехнулся.
— Право, ваша милость, она жутко перепугалась. Ведь вы с самого начала показали, что не в восторге от ее внешности и лишь вынужденно согласились на брак, а потом отослали ее одну в Ричмонд. Она не глупа. Я уверен, ей отлично известна история Анны Болейн. Ссылка, опала… Все повторилось.
— За исключением того, что она не обзавелась любовниками! — запальчиво вскричал я. — Вдобавок она не ведьма! И не собиралась убить меня! Неужели вы считаете эти отличия несущественными?
— Нет-нет, конечно, — пробормотал Уайетт.
— Конечно, хвала небесам, — вторил ему Брэндон. — К тому же леди быстро пришла в себя.
Да, хвала небесам, а также ее крепкому телосложению и натуре.
— Судя по ее виду, она с большой охотой согласилась на все предложения. Не прошло и получаса, как леди Анна превратилась в весьма жизнерадостную особу, и, поверьте, веселилась она от души.
Веселилась? Осознав, что потеряла мужа? Мне вспомнилось, как терзалась Екатерина, с каким упорством она продолжала считать меня своим супругом.
— Она послала вам знак своего согласия.
Брэндон достал бархатный мешочек и извлек оттуда ее золотое обручальное кольцо.
— Ладно, ладно, — растерянно произнес я.
Итак, Анна согласна. Я свободен.
— Завтра я пошлю ей цветы из здешних садов, — пообещал я, махнув рукой в сторону потемневшего окна.