Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Рождественские праздники удались на славу. Придуманные нами забавы и игры привлекли внимание и порадовали гостей. Екатерина пребывала в полном восторге, видимо забыв о недавней потере.
Много лет я не танцевал на придворных балах. Со времен Черной Нэн… Но настала пора вспомнить былое искусство, ведь я восстановил многие другие навыки. Итак, я буду танцевать на балу в Девятую святочную ночь, именно на это время мы назначили первый большой карнавал с участием множества иноземных музыкантов. На досуге я репетировал
О! Как же мне не хватало танцев в эти ужасные унылые годы, я тосковал по любимому занятию настолько сильно, что запрещал себе думать о них. Казалось, с танцами покончено навсегда.
И вот чудо! Все вернулось вновь, с первым же изящным поворотом в гальярде. Ее называют «возмутительной пляской», но молодежи она нравится…
Моя нога вела себя сносно, хотя последние две недели порой я чувствовал зловещее покалывание. Что оно означало? Возможно, ничего страшного. Я предпочел не обращать на это внимания.
Из Большого зала вынесли всю мебель, подготовив его к балу, и уже заняли свои места все мои лучшие музыканты с духовыми деревянными инструментами — рекодерами, крумхорнами и гобоями, и струнными — виолами, лютнями и арфами. Я велел начинать с простых и известных всем мелодий, чтобы каждый мог присоединиться к танцующим, а потом постепенно перейти к более затейливым новым пляскам. Сам я решил воздержаться от участия до сальтареллы, исполняемой ближе к концу бала. Мой выход изумит общество, как когда-то, в дни далекой молодости…
Я непринужденно беседовал с гостями, подходил то к одному священнику, то к другому, притворяясь, что ничего большего мне не нужно, старательно изображал почтенного пожилого короля, который руководит общим весельем и вовсе не спешит расстаться с тяжелой парадной мантией.
Рондо закончилось.
— Браво, браво! — воскликнул я, одобрительно кивнув, и хлопнул в ладоши.
Следующий танец будет мой. Расстегнув плащ, я бросил его на спинку кресла. Продолжая для видимости веселый разговор, я, незаметно приподнимаясь на носки, начал разминать икры и пальцы ног.
Музыкальное вступление… Я сделал первый шаг, резко выставив вперед ногу. И вдруг — как гром среди ясного неба — мое бедро прошила мучительная боль. Я оцепенел, пораженный ужасным приступом.
Ансамбль продолжал играть. Никто не узнает, что я пропустил момент моего вступления. В полнейшем смятении и неистовстве я принялся массировать ногу — проклятую предательницу! С каждым прикосновением я ощущал, как из бедра выделяется жидкость. С чего вдруг моя нога уподобилась мокрой губке? Болезнетворной губке! На мне были черные рейтузы, и на их атласной поверхности не проступило никаких пятен. Отлично. Проговаривая мысленно эти слова, я вдруг испытал обжигающую, неведомую мне доселе ненависть. Терзающая болезнь подкралась ко мне незаметно, словно коварный враг! Она столь же вероломна, как Анна Болейн, как кардинал Поль или герцог Бекингем. Ее, как и этих нечестивцев, послал Сатана, желая уничтожить меня. Но происки ее значительно опаснее: язва будет атаковать меня изнутри, незаметно разрушая мое тело.
И несмотря ни на что, я буду танцевать. Музыканты вновь заиграли начальные такты, и я решительно выскочил в танцевальный круг. Приземлившись на больную ногу, я почувствовал резкую боль, словно в бедро мне загнали раскаленный гвоздь. Придворные почтительно расступились, освобождая мне место и желая поглядеть, как пляшет король.
А сплясать он хотел. И славно сплясал. Я кружился и прыгал с грацией молодого оленя, идеально исполняя каждое движение гальярды, с привычной точностью, обычно приписываемой часам и искусным фехтовальщикам. Этот затейливый танец требовал изящества, ловкости и быстроты колибри. И я не подкачал.
После вступительных тактов меня охватило безумное, дикое удовольствие, порожденное сопротивлением терзающей меня муке. Словно я участвовал в своеобразном гладиаторском поединке и, вооруженный сетью и трезубцем, издевался над болью, заманивая ее в ловушку.
Мелодия закончилась, и в тот же миг меня обступили восхищенные моим искусством дамы и кавалеры. Они изумленно взирали на меня. О да, я поразил их. Лет десять тому назад придворные еще могли видеть, как лихо я отплясывал, но многие из них уже отошли в мир иной.
— Танцы подобны рыцарским состязаниям и охоте! — воскликнул Генри Говард. — И сегодня нам повезло увидеть настоящего победителя.
— В будущем столь сложные танцы — с высокими прыжками, изящными позами — будут исполнять воспитанники постоянных трупп, искусные танцоры в особых туфлях, — заявил Уайетт. — Но вряд ли нынче найдется десяток мужчин, способных сравниться с вами… по крайней мере, в Англии, ваше величество, таких не сыщешь, — сказал он с грубоватой откровенностью.
Я привык к лести и научился распознавать ее воркование. А он говорил честно, искренне восхищаясь мной.
Но болезненную течь неизбежно скоро заметят. Ступни моих ног уже ощущали липкую влагу, просочившуюся в танцевальные туфли. Значит, выделяющаяся жидкость сбегает вниз под рейтузами. Я должен удалиться, и как можно скорее.
— Мне придется, однако, покинуть вас и уединиться в моих покоях, — игриво подмигнув, заявил я. — Там меня ждет награда! — Я призывно махнул рукой Екатерине, которая любезничала с Калпепером.
«Ради бога, пойдем со мной, помоги мне сыграть эту сценку», — хотелось мне сказать. Но наши желания редко совпадают с возможностями, а я не мог допустить, чтобы кто-нибудь — и особенно моя супруга — заподозрил, какую «комедию» я тут разыгрываю. Именно ради молодой жены я взялся за эту трудную роль. И теперь ей придется пойти со мной, дабы сохранить мой героический образ. Но Екатерина останется за дверями моей укромной кельи.
Улыбаясь, мы отвесили гостям прощальный поклон. И величественно направились в сторону королевских покоев, где я получу помощь сведущего лекаря.