Безобразная Эльза
Шрифт:
Кирыч невозмутимо достал из портмоне купюру и протянул Машке.
– Это тебе на трусы, и проваливай.
– Хамло, – девчонка оскорблённо оттолкнула его руку, но вмешался Геныч:
– Ты бери-бери, Маш, зима же на дворе, а то застудишь свою Марь Иванну.
Но гордая Машка денег не взяла и направилась ко мне.
– Маш, уйди, – цежу сквозь зубы, но девчонка даже не слушает.
– Женечка, котик, а я ведь до сих пор помню твой вкус.
Когда
– Маш, иди на хуй, – шепчу.
– С удовольствием, мой сладкий.
Геныч, поднявшийся мне на подмогу, внезапно застывает, как вкопанный, и таращится на подиум.
– Ух, еба-а-ать!
Я слежу за направлением его взгляда, и в то же время освещение в зале меняется, а мои глаза находят… ЕЁ…
Отбросив липнущие Машкины руки, я резко вскакиваю из-за стола, задев рукой бутылку. Она падает и разбивается, создавая слишком много шума.
Бл@дь! Сердце бухает, заглушая басы. Никаких сомнений – это ОНА! И отчего-то я знаю, что сквозь прорези серебряной маски её глаза смотрят на меня…
Ди-джей а-ля Маяковский грамотно заводит зал, и через несколько секунд высокий подиум окружён додиками, сжимающими свои звенящие балалайки. Свист и рёв разнузданной толпы теряются в грохоте моего сердца – и с чего, сука, оно так грохочет? – а я невольно прижимаю кулак к груди, ударяю по ней, словно пытаясь унять, замедлить этот галоп. Зал на мгновение погрузился в полумрак, а в следующий миг лучи прожекторов скрестились в одной точке, заставляя одуревших «балалаечников» рычать и свистеть с новой силой, потому что в этот момент изящная ладошка обняла металлический шест.
– Жека, бля, медведь шатун! Ты чего творишь? – где-то рядом сокрушается Геныч, – Маш, куда он ломанулся, ты его укусила, что ли? Э, осторожно, не поранься о стекло, а лучше иди, иди уже, видишь, Жека свой инструмент в кулаке спрятал. Не приведи бог, выстрелит – насквозняк пробьёт! Ау, Жек,
Гелла, значит?
А Витёк, сука, говорил, что Элиза… И адреса он не знает, и типа уехала она. Но вот же – вернулась моя губастенькая сирена! И ни длинные чёрные волосы с красными прядями, ни короткий серебристый плащ, скрывающий тело, не способны меня обмануть. Она это! Эти сильные длиннющие ноги мой мозг ещё год назад сфотографировал. И этот алый рот – крупный, манящий, порочный…
«Не останавливайся, Женя!..» – Да ни разу, моя Элиза… Гелла… как там тебя… Да хоть Афродита!
Раскрутившись вокруг шеста, ОНА при помощи одних лишь рук взбирается вверх и продолжает раскручиваться, переступая роскошными ножками по невидимым воздушным ступеням.
– Вот эта силища в нежных девичьих ручках, да, Жек? – бубнит под ухом Геныч. – Как сожмёт твой нефритовый жезл!.. Или мой…
Не поворачиваясь, я выбрасываю кулак в сторону звука, но его тут же ловит и успокаивающе похлопывает по нему гигантская клешня Геныча.
– Спокойно, брат, береги нервы. Максимушка, накапай мальчику вискарика…
Гелла выгибается и, зажав шест меж бёдер, отпускает руки…
– Ух, бро, я б так не смог, жопой бы пол уже проломил! Как? Ну как так?!
– Геныч, заглохни! – цежу сквозь зубы, не отводя глаз от танцовщицы.
Неуловимым движением ОНА срывает пояс, и переливающийся в свете прожектора неоновым светом плащ соскальзывает в ладони, развеваясь светящимся полотном.
– Твоя взяла, Жек! Видал, она выбросила белый флаг?!
Плащ улетает в пустоту, музыкальный темп ускоряется, и гибкое тело, подчиняясь ритму, извивается вокруг шеста и раскручивается в стремительном полёте. Бл@дь, я не понимаю, чем она держится, а где-то в солнечном сплетении начинает болезненно ныть…
– Жек, мож, водички? Надеюсь, у тебя имеется план эякуляции в случае пожара?
Сложные трюки сменяются с поразительной быстротой, заставляя во мне попеременно сжиматься то сердечную, то паховую мышцы. Невероятная сила, пластичность и грация! И всё это я уже однажды держал в своих руках… И так, сука, не вовремя умер!..
Сложившись в коробочку и зацепив ладонями свои немыслимые ходули, Гелла зависла высоко над полом, каким-то чудом удерживаясь на этой чёртовой палке… Чем, бля?!.
Конец ознакомительного фрагмента.