Безоглядная страсть
Шрифт:
Ангус. Он солгал ради нее, покрыл кражу бумаг… Но что на самом деле было тому причиной? Если он так любит ее, что готов за нее сесть в тюрьму, то почему же тогда, прощаясь с ней, он держался так холодно, так отчужденно?
— В чем дело, Энни? — спросил Джон. — У тебя такой вид, словно ты уже побывала в бою!
Энни скорчилась у огня. Она передвинулась туда, когда Робби начал щипать Гленну за зад, та невинно-кокетливо хихикать, и это так действовало Энни на нервы, что она уже не в силах была на это смотреть. Энни сидела перед огнем на треногом стуле.
— Сегодня был тяжелый день, я устала… — отрешенно произнесла она. — Мы все-таки совершили нелегкий переход!
— Завтра нам предстоит такой же. Дело хозяйское, но советую отдохнуть, а не думать о вещах, на которые все равно нет ответа.
— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — насторожилась она.
— Да у тебя все на лице написано! — усмехнулся он. — Ты думаешь о муже. Впрочем, оно и естественно — о чем еще может думать женщина, разлученная с мужем войной? Не ты одна, крошка, не ты первая, не ты последняя…
— Да не думаю я о нем! — фыркнула Энни. — Ангус сделал свой выбор, я сделала свой. Каждому из нас приходится мириться с выбором другого. Если честно, я вообще ни о чем не думаю, я просто греюсь у огня…
— Что ж, погреться всегда неплохо! — улыбнулся Джон, с наслаждением потирая замерзшие ладони.
Энни невольно покосилась на его руки — большие, сильные, с длинными пальцами. Руки Ангуса были меньше, изящнее, и ласкали эти руки ее всегда нежно, умело, изысканно. Джон, будь он ее любовником, вряд ли касался бы ее тела так трепетно. В нежных изысканных ласках есть своя прелесть, но иногда ведь хочется пусть грубоватого, но более страстного и решительного напора… Энни мотнула головой, словно отгоняя наваждение. Нет, Джон прав — и впрямь не мешало бы отдохнуть, а то лезет в голову бог знает что…
— Ты прав, — решительно произнесла она, — я, пожалуй, пойду спать.
Энни поднялась со стула, точнее, хотела подняться, но почувствовала, что ноги, словно деревянные, не держат ее. Энни, пожалуй, рухнула бы на пол, если бы Джон мгновенно не подхватил ее.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ноги не идут — так устала.
— Почему ты не пользуешься той мазью, которую я тебе дал? — поинтересовался он.
— Она так мерзко воняет! — поморщилась Энни.
— Раздевайся! — неожиданно решительно произнес Джон. Энни уставилась на него во все глаза:
— Ты в своем уме?
— Это не то, о чем ты подумала, крошка! — усмехнулся Джон. — Я просто предлагаю натереть тебе ноги этой мазью.
— Спасибо, я и сама справлюсь.
— У меня это получится лучше. Иди сними штаны и ложись. Если уж так стесняешься, прикрой, что надо, простыней.
Энни лихорадочно огляделась вокруг, но, слава Богу, никто не обращал на них внимания. Большинство вообще уже спали. Поддерживаемая Джоном, Энни добралась до кровати. Пока она не без труда стягивала штаны, Джон не смотрел на нее — он в это время доставал бутыль с целебной мазью из своей дорожной сумки. Когда он подошел к Энни, она уже лежала на кровати лицом вниз. От рук Джона резко пахло мазью. Впрочем, теперь это уже не казалось Энни таким противным…
С нежностью и осторожностью, каких Энни не ожидала от него, Джон начал массаж, и вскоре Энни почувствовала, как по ее телу разливается блаженное тепло. Джон поднял ее рубашку, оголяя бедра. Энни не возражала.
— Почему ты почти ничего не рассказываешь о своей невесте? — спросила она.
— Я что-то тоже не припомню, — усмехнулся он, — чтобы ты особо часто заводила разговор об Ангусе.
— Я даже до сих пор не поняла — женишься ты все-таки на ней или нет?
Вместо ответа руки Джона скользнули под ее рубашку, массируя плечи. Энни почувствовала, что сейчас застонет от удовольствия, и, чтобы этого не произошло, закусила губу. Пальцы ее мертвой хваткой вцепились в простыню. Прикосновения Джона были такими успокаивающими, Энни чувствовала себя так уютно…
Джону не хотелось заводить сейчас речь о Элизабет Кэмпбелл. Разумеется, он в глубине души понимал, что Энни и сама бы натерла себе ноги мазью. Это был лишь повод для того, чтобы прикоснуться к ее телу, если уж нельзя… Господи, сколько раз он мечтал… И Джон знал, что саму Энни останавливает только то, что она обвенчана с Ангусом Моу.
А должна была обвенчаться с ним, Джоном Александром Макгиливреем. Джон знал, что сам Ферчар рассматривал его в качестве возможного претендента. Но в тот день, в тот самый день, когда Джон собирался предложить ей наконец руку и сердце, он узнал, что она уже помолвлена с Ангусом Моу… В тот день Джон напился до такого состояния, что Джиллиз был вынужден связать его по рукам и ногам, иначе бы Джон разнес в щепки собственный дом. Целый месяц после этого он беспробудно пьянствовал и переспал едва ли не со всеми проститутками в округе, тщетно пытаясь найти в этом забвение…
И сейчас, четыре года спустя, боль не отпустила Джона, с каждым днем становясь все острее. Он мог бы овладеть ею прямо сейчас. Никто не стал бы ему в этом препятствовать — и меньше всего сама Энни…
Ангус считал Джона своим другом. Перед отъездом в Эдинбург Ангус был у него, просил присматривать за Энни — та, мол, слишком взбалмошная, чтобы сидеть дома за пяльцами, говорил, что доверяет Джону как другу… Видел бы он, как всего лишь за полчаса до его прихода Энни торжественно клялась возглавить клан и повести его на борьбу за свободу родины…
Опустив рубашку Энни, Джон отошел от ее постели. С соседней кровати на него смотрела Гленна Мор. Сочная грудь девицы была недвусмысленно обнажена, но Джон, не обращая внимания на ее прелести, сел и закурил дорогую сигару, чувствуя, что этой ночью ему все равно не уснуть…
На лицо Джона упала какая-то тень. Он поднял голову, над ним стоял Джиллиз Макбин.
— Слушай, Джон, — начал он, — мы тут неподалеку, вниз по реке, обнаружили английский лагерь. Две телеги с зерном, одна — с бочонками эля, и при них всего сорок человек. Может, растрясти их, как ты на это смотришь?